Есть такой замечательный бонус – это лекция, которую уже рассказывал однажды, но в очень маленьком кругу людей, поэтому вы это не могли точно нигде ни слышать, ни видеть, это не записывалось. Значит у нас это продолжение той же самой темы. Есть масса всяких элементов, которые нам особо не нужны, но они есть. Они нужны были когда-то раньше и, на самом деле, могут пригодиться когда-то в будущем. По большому счёту, человек состоит из мусора, который создавался по другим поводам у рыб, земноводных, рептилий, зверообразных рептилий, ранних млекопитающих и даже ещё раньше – у ранних хордовых, бактерий и Бог знает кого.
Эти запчасти у нас есть, они никуда не деваются. Где-то у нас есть, например, гены, которые когда-то создавали хвост, жабры или хорду. У любого эмбриона здесь присутствующего в эмбриональном периоде была хорда, но потом исчезла. Но где-то в виде межпозвоночной жидкости она есть. И она никуда в общем-то не девается. Эволюцией рулит такой процесс как преадаптация. Из бывшего мусора иногда возникает что-то новенькое. Строго говоря, всё новенькое возникает из какого-то бывшего мусора, потому что совсем с нуля эволюция создавать ничего не может. Нет такого механизма, поэтому в человеке есть масса всяких интересных замечательных вещей.
Например, у нас есть жабры, потому что мы сделаны с жабрами. Не то чтобы по пояс, где-то по середину груди как минимум. Потому что наш жаберный аппарат, который нужен был для дыхания на уровне хрящевых рыб, чуть-чуть пораньше, никуда не делся.
У нас, например, сохраняется евстахиева труба. Я летел вчера в Самару, сегодня сюда и когда взлетал и садился, уши закладывало. Потому что, когда взлетаешь, давление падает, а внутри организма оно большое. Когда садишься, то строго наоборот. В любом случае барабанная перепонка выпячивается под давлением, застревает и уши закладывает. Звук пропал.
Вообще-то, такая ситуация вроде бы новая. На самолётах рыбы не летали, но они погружались и всплывали. У них для преодоления этой проблемы были жаберные отверстия. Жаберное отверстие (первое) у нас до сих пор существует в виде евстахиевой трубы. Евстахиева труба – это частично костная, частично хрящевая трубочка, соединяющая среднее ухо с носоглоткой. Для того, чтобы уши не закладывало (у рыб – давление воды менялось, а у нас – воздуха), надо просто пошире открыть рот, разинув пасть. Что, собственно, я в самолёте делал несколько часов назад. Давление внутри и снаружи выравнивается, уши «раскладывает». Иногда в самолётах (если все пассажиры будут с разинутыми ртами сидеть, это как-то странно будет немножко), поэтому раздают леденцы. Может быть такое встречали, если кто летал. Не на всех рейсах, к сожалению, но регулярно. Это не по доброте душевной делается и не чтобы задобрить пассажиров, чтобы они не ругались на стюардесс, а чтобы они сосали и при глотании это давление выравнивалось и уши не закладывало.
Тот механизм, который позволял нам нырять вверх-вниз, избавляться от перепада давления воды, позволяет нам теперь летать на самолёте. Но это же классно.
Но жаберные дуги, как таковые, сами по себе создали нам, например, челюсти. То есть наши верхняя и нижняя челюсти – это первая жаберная дуга изначально. Наша гортань – это жаберная дуга, и подъязычная кость, и хрящи гортани, и хрящи трахеи. А жаберные мышцы, например, превратились частично в дыхательную мускулатуру и в диафрагму. Наша диафрагма (мышца, разделяющая грудную и брюшную полость) – это вообще-то шейные мышцы. Обычно люди считают, что шея кончается где-то здесь, а шея кончается где-то вот здесь примерно (где рёбра кончаются, там и шея кончается. Эмбрионально немножко проваливается до живота. Получается мы дышим по-прежнему жабрами. Дышим, мы ими, говорим, мы ими глотаем, потому что весь глотательный аппарат из них сделан. Мы ими слышим, потому что слуховые косточки наши в среднем ухе сделаны из жаберных дуг. И что мы ими только не делаем. Половина нашей деятельности, сугубо человеческой, это жабры.
Миндалины – это тоже жаберные железы, которые теперь позволяют нам избавляться от бактерий зловредных. У нас есть так называемое кольцо Пирогова-Вальдейера в зеве: между ротовой полостью и глоткой, – миндалины, которые выделяют лимфоциты. Если попадает бактерия, то лимфоциты жрут этих бактерий и становятся толстыми, белыми и заметными. Все покрывается налетом. Правда, при этом всё распухает и болит. Это хорошо, что оно болит. Вот если оно не болит, значит, что бактерии размножаются, а организм не борется. Если это болит, тогда доктор говорит: “Скажите а-а-а”, – и смотрит насколько оно там опухло, побелело, покраснело, и что-то пытается сделать. Многие люди искренне убеждены, что миндалины – это какие-то ужасные гланды, страшные, которые надо срочно отрезать, потому что это какая-то ужасная, вредная вещь. Это вообще классная вещь, без нее мы жить не можем. Это тоже наши жабры. Это бывшие жабры. Тем более радостно, что, когда я эти слайды готовил, я вдруг неожиданно по запросу “жабры” узнал, что такая вот штука тоже называется жаброй.
Может быть у кого-то здесь присутствующих она где-то на ухе и висит. Так что наш процесс не заканчивается биологией, а продолжается в виде технического прогресса дальше.
Зубы мудрости, о которых я уже сегодня упоминал. Здесь с одной стороны представлена челюсть гориллы, и вы видите какой здоровенный третий моляр, с другой стороны – челюсть современного человека с тремя молярами, где третий моляр вообще-то маленький. А можно было бы изобразить, где он совсем маленький, но на самом деле тенденция к уменьшению моляров – это тоже не закон природы. Про уменьшение челюстей и исчезновение зубов я уже говорил. Никто не сказал, что не может быть обратного процесса. Известно, например, что у тасманийских и австралийских аборигенов, у которых с кулинарией было не очень, главный приём был следующий: взять кенгуру непотрошеного, неободранного, просто цельного кенгуру, только мёртвого и бросить в костер.
Подождать, когда он там немножко «подобуглится», вытащить его оттуда и зубами съесть. Понятно, что где-то он просто сгорает, где-то он сырой остаётся. При такой “замечательной” кулинарии, таких классных методах получается, что моляры – это важная штука. Поэтому у тасманийских и австралийских аборигенов встречался очень часто вариант четырех моляров. Три моляра, три задних зуба плоских – это универсальная характеристика отряда приматов. Даже для большинства млекопитающих это общая характеристика. Это уровень отряда, а у них появлялся четвёртый моляр. Не обязательно он у аборигенов должен быть. Он у кого угодно может появиться – у орангутангов, у разных людей. У кого угодно. Но у них это был полезный признак. У них в течение, видимо, тысяч лет шел отбор на появление четвертого моляра. Если эту тенденцию продолжить, вспоминая дикий сценарий, то может возникнуть человек с кучей моляров. Потому что наши зубы – это такая замечательная штука, где гены могут срабатывать в формировании этого зуба много раз. Что с одной стороны дает надежду, что в скором будущем мы будем их по заказу выращивать. Теоретически это не так сложно, хотя практически никто еще не реализовал. На человеке не реализовал, а на крысах сделали уже.
С другой стороны, может естественным путем так сделаться, и зубы могут появиться. С одной стороны, в наших идеальных условиях, когда мы всё йогурты всякие жидкие пьем, они (моляры) не нужны и даже создают проблемы, когда растут и вкривь, и вкось, давят на челюсть. Потому что у нас челюсть уменьшалась всегда быстрее, чем зубы. Поэтому они могут давить куда-то, болеть (вот как у меня в момент под Новый год как на зло оно росло и болело). Это неприятно, конечно.
Но в эволюционном плане может быть окажется очень даже хорошо и полезно. Необязательно это касается моляров. Если будет задача рвать мясо зубами, все одичают, совсем зловредные станут, то вырастут клыки не хуже, чем у леопарда. Почему бы и нет. Например, павианы, у которых клыки выступают за край нижней челюсти – это, по сути, мандрилы – саблезубые обезьяны – у них клыки размером больше, чем у леопарда. При том, что сам мандрил не такой уж большой.
И кто сказал, что у человека этого не может быть, если есть ген формирования. Пока генеральной линией эволюции является такая примерно. Мы делаем всё, чтобы наши зубы были заменены такими замечательными девайсами. А к чему это придёт – вопрос. Потому что, когда-то мы не сможем делать эти девайсы, а зубов уже не будет.
Некоторые думают, что зубы мудрости не нужны и пытаются избавиться от них всякими способами. Пищеварительная система дальше представляет собой очень сложную систему. Тут возможны самые разные варианты. Мы всеядны изначально. Приматы вообще с самого начала своего появления, чуть ли не с мелового периода, были всеядными. Были этапы, когда они становились более растительноядными, когда более хищными, но всегда балансировали где-то между. У человека это прекрасно видно на строении кишечника. У нас сравнительно небольшой толстый кишечник, который нужен для перевариваниякак как раз растительной пищи, и такой умеренно длинный тонкий кишечник.
Мы можем переваривать многое. Но всё-таки он у нас достаточно хищный, что видно по нашему аппендиксу. У многих травоядных животных аппендикс – это здоровенный карман огромного размера. У той же макаки, которая вот такого размера, у нее не то, что аппендикс, а слепая кишка – вот весь этот вырост, вместе взятый – он не сильно меньше, чем у человека. Но при том, что у неё сами-то размеры маленькие, потому что макака ест листья в большом количестве и фрукты.
И в этом кармане, в таком тупике, живут замечательно симбиотические бактерии. Переваривают клетчатку, целлюлозу. Всё, что можно. И какие-то витамины вырабатывают по пути. Макаке хорошо. У нас это уже не так актуально. Мы всё-таки семечки с шелухой не едим, у орехов скорлупу выплевываем всё-таки, поэтому аппендикс вроде как не очень нужен. Но практика показывает, что совсем ненужного на самом деле нет.
Потому что в Америке в некоторый момент была такая замечательная идея. Аппендикс бывает воспаляется: бактерии там сидят, но если чуть-чуть царапинка, то у бактерии появляется выбор – либо переваривать клетчатку (какую-нибудь целлюлозу), либо мясо. И угадайте с трех раз, что они выбирают. Поэтому всё страшным образом воспаляется. Аппендицит возникает. У американцев возникла идея: а давайте мы новорожденным будем удалять сразу и всё, и проблем не будет. Потому что новорожденный, во-первых, пожаловаться не может, уже приятно. Он орет и так и сяк, режешь его или не режешь, какая разница. И самое главное – на нем всё заживает моментально. Он же растет. Его разрезали, а у него зажило. Это же классно. И никаких осложнений практически. Они стали удалять аппендиксы новорожденным. Но не тут-то было. Оказалось, что орган полезный, потому что там вырабатывается куча всяких веществ, которые нужны, в частности, для становления иммунитета. Неожиданным образом это обнаружилось.
Наш кишечник вырабатывает кучу гормонов и всяких разных веществ, которые, в частности, вырабатывают нам иммунитет. Фактически они этим несчастным новорожденным прививали аналог СПИДа. Отсутствие иммунитета. У новорожденного нет своего иммунитета, он с молоком матери получает антитела, а своего нет, он должен появиться. Если нет своего аппендикса, вилочковая железа есть, а аппендикса нет, и всё, система не работает. Она перекошена. С этими детьми были большие проблемы. Так что аппендикс вроде бы маленький, рудиментарный, а вообще удаленький, и не такой уж бесполезный. Никто не сказал, что на его месте не может развиться какая-нибудь замечательная, классная железа.
Если медицина наша рушится к чертям, и никаких антибиотиков, то почему бы уже имея этот аппендикс, не развить какую-нибудь железу, аналог вилочковой, но с другим уклоном, который будет нам держать здоровье в полной силе. Запросто. Все наши железы, так или иначе, возникли с чего-то подобного. Я говорил – миндалины в горле из жабр, например. А с другой стороны, если, например, вдруг неожиданно вегетарианцы победят (но я в это не верю – поэтому есть другая лекция), но если вдруг, то у нас есть пример обезьян: есть такие замечательные тонкотелые обезьяны. Может быть видели гверец или колобусов африканских. Они бывают чёрные с белым или белые с чёрным. Очень красивые. Но не только они, а и всякие лангуры (у Киплинга – бандерлоги). Эти бандерлоги – специализированные листоеды, самые вегетарианские приматы из всех вегетарианских приматов. Они питаются (некоторые виды) мало того, что только листьями, так ещё листьями определённых видов растений, некоторые из которых ядовитые. Которые никто, кроме этих обезьян, есть не может. Под это дело у них развивается вот такой загадочный кишечник. У некоторых трехкамерный, а у некоторых – даже четырехкамерный желудок, где в одной камере живут одни симбиотические бактерии, в другом другие симбиотические бактерии. Одни нейтрализуют яды, другие разлагают клетчатку, третьи ещё что-то делают. Там какие-то ферменты.
Всё это жутко сложно и позволяет им питаться вот этими листьями. Развилось это очень быстро и очень поздно, – уже люди были. У них как раз это появлялось. То есть человеку тоже можно такое приобрести. Другое дело, что эти тонкотелые обезьяны – у них есть два интересных альтернативных названия – я назвал их тонкотелыми, потому что у них длинные тонкие ручки и ножки. Другое их название – толстотелые, чудесным образом. И в систематике, в зоологии бывают такие чудеса, когда толстотелые и тонкотелые – это синонимы, это одно и то же. Про одних и тех же. Пузико у них вот такое, потому что этот желудок (на самом деле толстый кишечник здоровенный) куда-то должен помещаться, и они пузатенькие. Они довольные, они расслабленные немножко. А ручки и ножки тоненькие, потому что калорий немного. Мясо не нарастишь, жирком не заплывешь. И прыгать к тому же по деревьям-то надо. Вот поэтому они такие какие-то средненькие получаются – ручки-ножки тонкотелые, а пузико толстотелое. Вот путь вегетарианский.
Источник: https://bisvir.ru/primaty/gveretsa
Замечательно, что когда исследовали рацион этих колобусов в Африке, то выяснилось, что листья-то листьями, но они из всех листьев, что есть, выбирают не абы какие, а красноватые. Потому что бывают зеленоватые, бывают красноватые. Стали выяснять почему красноватые. И выяснилось, что в этих красноватых листьях повышенное содержание белка. То есть даже будучи суперспециализированными листоедами, они всё равно пытаются есть мясо. Это как земные, в смысле человеческие вегетарианцы, они как бы вегетарианцы, но мы бобы будем есть, потому что они на мясо похожи. Корова мучается, когда ее едят, а бобы не мучаются. Поэтому давайте мы будем бобы есть и выкосим под это дело огромные площади, где вообще-то могла куча животных жить, всё это истребим, но мы же про них ничего не знаем. Поэтому их не жалко.
Пути у нас есть разные в нашей пищеварительной системе. Один из главных путей, это я уже говорил, – внешнее пищеварение. Это реализовано у многих животных: у паукообразных, у некоторых жуков, у миног, например, которые кого-то хватают за бочок, выделяют туда слюнки замечательные, переваривают, потом всасывают. В разной степени зверзкости это выглядит. Но вся наша кулинария тоже так или иначе – внешнее пищеварение. То есть вино, виноградный сок, какие-нибудь хачапури, сыр, тушёное мясо, суп варёный, картошка варёная – это внешнее пищеварение. Самое печальное, что мы на пути этом зашли так далеко, что не факт, что все могут вернуться.
Опять же сыроеды-то есть, но в масштабе человечества это приведет к вымиранию половины. Потому что даже самые дикие племена, которые живут в Бог знает каких первобытных условиях, с каменными топорами бегают – практически всё готовят. Более того – самые дикие племена готовят вообще всё. Они сырым не едят даже бананы. С их точки зрения, когда мы едим сырой банан – это дикость невероятная. Т.е. самые цивилизованные люди они бывают самыми дикими.
Есть в мускулатуре у нас интересные рудименты. Огромное количество. Потому что с тех пор, как мы стали на две ноги, огромное количество мышц не то, чтоб прямо совсем потеряло смысл, но очень подпотеряло смысл. Совершенно шикарным примером является широчайшая мышца спины. Здесь вы можете видеть – красная широчайшая мышца у современного человека, а вот это – гориллы. И наверху вон там тоже у гориллы покрашена эта мышца. Широчайшая мышца спины действительно огромная, она, как видите, занимает пол спины по вертикали и прикрепляется к плечевой кости на малый бугорок. Первоначально широчайшая мышца спины была нужна чтобы ходить на четвереньках, потому что она тянет ногу назад переднюю у четвероногого животного, и, собственно, шагает зверек вперед, делает шаг.
Обезьяны с какого-то момента, вернее предки обезьян, залезли на дерево. Ходили там тоже также по горизонтали, потом перешли к вертикальному лазанью и к подтягиванию на руках. И широчайшая мышца классно пригодилась, потому что она подтягивает руку. Но, если у нас рука зафиксирована на ветке дерева (дерево вместе с планетой весит всяко больше нас), то мы теперь подтягиваем туловище к ветке. Мышца начинает работать в обратную сторону и смысл не меняется никак. Она служит для подтягивания на ветвях. Но потом люди слезли с деревьев. И с тех пор как мы спустились с деревьев, эта мышца нам активно опускает руку. Вот вы много в жизни активно опускаете руку и прижимаете её к телу?
Некоторым это пригождается, чтобы опять же ползать на четвереньках, кто-то подтягивается на турнике. Я не знаю, сколько людей регулярно подтягиваются на турнике. Поднимите руки сами. Раз-два-три, человек десять с натяжкой. Большинство этим не занимается. И в масштабах вида это ненужная функция. На четвереньках ползать иногда пригождается, но тоже не всем, в детстве в основном. Поэтому широчайшая мышца спины, хотя по площади она самая большая в человеке и по силе одна из самых больших в человеке, – это рудимент.
Когда какой-нибудь качок качает пресловутые “крылья”, которые так эффектно выступают, на фоне гориллы всё равно опозорится, потому что у гориллы это будет в разы больше. Потому что горилла может весить 200 килограмм. Она на одной руке себя поднимает, а эти супернакачанные себя так не поднимут. И 200 килограмм обычно не весят. А во-вторых, хвалиться широчайшей мышцей, это всё равно, что хвалиться: “А у меня аппендикс 10 сантиметров, а у меня 4 моляра. И все вот такие. А у меня, я не знаю, обонятельные луковицы как у лемура и я чувствую 3 000 запахов.” Примерно в таком ключе. Или: “У меня волосы растут как у шимпанзе.”
СТАНИСЛАВ ДРОБЫШЕВСКИЙ — Эволюция, Однополые отношения, Инопланетяне | ФидельПодкастро #47. Часть 4.
Станислав Дробышевский. Не все, что мы поглощаем, полезно. Это опять же к вопросу о возможных крутых преобразованиях нашего организма в будущем. Можно сделать питание таким, чтобы не нужно было сбрасывать отходы. Марат Секаев. Это нормальная тема. Станислав...
Станислав Дробышевский “Первые проявления морали у приматов и древних”
Понятие морали — это сложная философская концепция, и понять бывали ли доброта и человечность в древности крайне проблематично — то есть мораль она не окаменевает. Мы не можем найти её в виде окаменелости. Отпечатки и чего-то такого зримого, вещественного, что можем...
Присоединяйтесь к нашей рассылке
Подписавшись на нашу рассылку, вы сможете получать уведомления о выходе новых статей с информацией о работах Станислава Дробышевского, открытиях в палеонтологии и антропологии, выступлениях, лекциях и видео.