Кошки-мышки: кто нас создал, и во что нам это обошлось – Станислав Дробышевский. Часть 3.

Кошки-мышки: кто нас создал, и во что нам это обошлось – Станислав Дробышевский. Часть 3.

Мы потеряли вибриссы, но это может быть плюс, потому что показано между биохимией формирования вибрисс и биохимией развития мозга, есть хитроумная отрицательная связь, то есть когда формируются вибриссы, накладывается ограничения на развитие нервной системы. В чём это заключается, я вам не скажу, потому что я эту статью пытался понять, но я так и не понял, очень хитрая биохимия. Но как-то это работает. Наши предки уже сильно позже этого момента, окончательно потеряв вибриссы, получили возможность развивать нервную систему. Казалось бы, как оно связано? Но связано.

С другой стороны, усики у котиков как минимум прикольные. Если бы у нас они были, то ещё один орган чувств нам бы не помешал. Самое печальное – может быть мы потеряли плодовитость, потому что млекопитающие чаще всего рожают до фига детёнышей (грызуны, землеройки), а наши предки стали рожать немного, потому что лазали по деревьям. В этой относительной безопасности можно детёныша рожать сравнительно беспомощного, а потом долго и упорно его выращивать годами. Буквально-таки. У него получается очень длинное детство, продолжительность жизни и социализация растут. Из-за того, что детёныш изначально один, у него заранее чуть больше развит мозг (что приятно).

У крысы, рождается куча крысят, но у каждого из них мозгов с гулькин нос. Они и так маленькие, мозгов ни о чём, и живёт она полтора года. Получается, что грызуны и другие многие млекопитающие шансов на прокачку мозгов не имеют. Они туповаты от рождения и всегда такими останутся. Большая часть поведения у них прописана заранее в виде инстинктов, рефлексов. А у наших предков, если есть возможность заранее большой мозг ещё потом долго-долго загружать информацией, можно загрузить разной информацией, то есть получается обучение. Инстинкты и рефлексы становятся неактуальными, и у человека исчезают практически.

Зато появляется возможность приспособиться к любым непредсказуемым условиям среды, что у человека достигает идеального сочетания, то есть мы идеального развития и можем приспособиться к чему угодно и научиться многому (говорить на другом языке, на языке жестов без всякого звука, на компьютере писать, в космос летать, любой профессии и всему, что можно придумать). Это итог нашей древесности и не сильно большой плодовитости. С “Р” стратегии размножения, когда много-много детёнышей, но все дохнут, а двое остаются, мы перешли на “К” стратегию размножения (для запоминания “К” – крутая), когда рождается один-два детёныша, зато выживают и до старости живут; а мозг, социализация прокачиваются и развиваются.

Источник: https://www.youtube.com/

Тогда же, примерно, на протяжении эоцена возникают не только противники, но и конкуренты, в частности, летучие мыши и грызуны. Тем более, что это время очень хорошее, тёплое. В эоцене температуры становятся зашибись какие хорошие. В антарктической Канаде на острове Эосмер росли тропические широколиственные леса, при том, что это было Заполярье и была полярная ночь, но при этом широколиственные леса с крокодилами, черепахами и кучей другой фауны. Огромное количество деревьев по всей планете. Мир-лес практически. Всё заросло тропическими лесами. По сравнению с современным уровнем, разница на четырнадцать градусов (сумасшедшее дело). Вот сейчас говорят: “Глобальное потепление, глобальное потепление. На пол градуса выросла температура”. А здесь на четырнадцать градусов. В этих густых лесах, во-первых, хватало кучи еды (уже приятно), а, во-вторых, что неприятно, появились конкуренты.

Но они дали нам очень важные ограничения, потому что наши предки, первые приматы, болтались, как я уже сказал, на верхних ветках деревьев, и у них всё время был выбор – либо ещё дальше улететь в космос (подняться в воздух для начала), либо спуститься на землю обратно. Но они с эоцена не могли это сделать, потому что раньше нас в воздух поднялись летучие мыши, и экологическую нишу заняли. Приматы это сделать не могли, потому что шерстокрылые появились (родственники приматов), но это планёры, и успешными никогда не были. Были до летучих мышей, но потом стухли.

На землю наши предки не могли спуститься, потому что на земле появились грызуны, “изобрели” очень крутой жевательный аппарат (мудрёный, с хитрыми мыслями) и смогли приспособиться к перевариванию, жеванию сухих растительных кормов (орехов, семян) – того, что при маленьких размерах тела есть очень трудно, потому что надо иметь или длинный кишечный тракт (тогда становишься большим копытным животным), либо не получается, или обмен веществ надо иметь маленький, как у черепахи. У них обмен высокий, размер маленький и питаются сухими трудноперевариваемыми растительными кормами.

Источник: https://web-kapiche.ru/695-eocen.html

За счёт жевательного аппарата, постоянно растущих резцов – зубы без конца растут – жуют, жуют, жуют. Вот почему они называются грызунами. Они не пускали наших предков на сушу, землю обратно с деревьев. И очень хорошо, потому что, если бы спустились, были бы приматы аналогом наземных животных и слишком рано спустились, разумными бы не стали. Улетели бы – тоже разумными не стали, потому что, если летать, то большой мозг иметь противопоказано, потому что голова будет перевешивать.

С большим мозгом не улетишь. Хотя рукокрылые по-своему это уже решали – они социальные, обучение у них хорошо поставлено, не так всё у них плохо, взаимовыручка была, взаимопомощь (у вампиров особенно). Приматы так навеки и зависли между небом и землёй, ни то, ни сё. Это дало им шанс на развитие.

Тут же появляются первые обезьяны в виде амомисовых архицернусов и, в последующем, нормальных обезьян, например, эосимиас (одна из первых обезьян, сорок пять миллионов лет назад), архицебус (пятьдесят шесть миллионов лет назад в Китае; эосимиас там же). Они под влиянием хищников, их конкурентов, стали увеличиваться в размерах, переходить на дневной образ жизни и на питание растениями в основном, нежели насекомыми. Насекомоядность в значительной степени стали терять. По той причине, что стали крупнее.

Появляются новые хищники, а от них можно избавиться, увеличившись в размерах (если ты большой, то маленький хищник тебя не тронет). Но крупному животному гоняться за насекомыми не очень выгодно, потому что на поимку насекомого потратишь больше сил, нежели энергии от него получишь. Есть граница Кайя – пол кило (пятьсот грамм), то есть, если зверюшка меньше, ей выгоднее быть насекомоядной, если она больше – фруктоядной или растительноядной (если не хищник, а наши предки хищниками не были).

Они переходят на питание фруктами, что мы знаем по строению зубов, например, челюстей и всего остального. Но распрощались мы с идеей полёта, и, став окончательными древолазами бодрыми, мы потеряли коготочки и приобрели, с одной стороны, противопоставленный большой палец. Потому что, если довольно крупное и тяжёлое существо далеко прыгает, оно шмякается об ветку и его запросто может отбросить, ему лучше захватить ветку, зацепиться противопоставленным пальцем. Но не противопоставленные цепкие лапки, как у тупайи или плезиреписа, мы потеряли. Коготочков у нас больше нет, у нас теперь ноготочки. В каком-то смысле – это потеря, а в каком-то – приобретение. Диалектика.

Источник: https://www.youtube.com/

Процесс шёл дальше, и в олигоцене всё стало печально, потому что, во-первых, климат снова начинает ухудшаться. Становится холоднее, холоднее и холоднее. В это время Антарктида покрывается льдами впервые, а в Евразии появляются кошки. Самая древняя внятная кошка – проаилурус. Это было великое гадство, потому что кошки с самого начала возникли как специализированные хищники на птиц, грызунов и приматов. Это те сволочи, которые предназначены нас жрать, а мы мясо для них. Очень неприятно быть мясом. Им это здорово, но нашим предкам было очень нехорошо.

С этого момента, как только появляются уже не просто древесные хищники, а бодрые древесные хищники, которые сами очень попрыгучие. Кошки сигают – страшное дело, даже мелкие. А проаилурус был побольше современной кошки. Когда они научились прыгать не хуже наших предков, большинство наших предков на этом месте исчезли. Адаписовые, плезиоадаписовые и куча примитивных приматов на этом месте вымирают.

Появляются обезьяны уже более совершенные, в том числе узконосые, в частности, сааданиус, а спустя пару миллионов лет – мартышкообразные и человекообразные. Тут приматы реализовали две альтернативные версии приспособленияк этой напасти злобной. Потому что, с одной стороны, мартышкообразные стали сравнительно мелкими и более быстрыми – стали ещё быстрее прыгать по веткам. Это классно. Но так они до сих пор прыгают по веткам. А вторые стали увеличиваться в размерах, потому что пока хищник маленький, становишься большим, и хищник тебя не трогает. Всё очень хорошо. Появляются человекообразные. Но из-за того, что они стали крупными и тяжеловесными, возникли проблемы с прыжками, то есть уже так здорово прыгать, как мартышки, мы не можем по веткам. Из этого ценность хвоста как балансира пропадает, хвост укорачивается. Хвост цепкий мы теряем. Больше его нет.

А широконосые обезьяны в Южной Америке его ещё лучше усовершенствовали с того момента. Он у них теперь хватательный, работает как пятая рука фактически. На конце хвоста у них есть папиллярные узоры, как у нас на кончиках пальцев, который заодно показывает зачем узоры нужны, потому что они нужны для увеличения сцепления с поверхностью, чтобы не соскальзывать с веток, и для того, чтобы чувствительность увеличивалась (в сто раз увеличивается за счёт папиллярных узоров).

У них это есть, они хвостом могут что-то брать и поднимать, а мы не можем. Печаль. Иногда помогало бы, чтобы я хвостом держал микрофон, а двумя руками размахивал, а так мне приходится то одной, то второй. Хвостом можно было бы махать (тоже прикольно), но теперь у нас этого нет. Стали менее подвижны, потому что стали шире и по веткам более осторожно передвигаться на четвереньках.

Примерно можно на макаку современную посмотреть, чтобы прикинуть как они это делали. Исчезает подшёрсток у ранних узконосых обезьян. До этого момента, пока они были маленькими зверушками, подшёрсток был актуален даже в тропиках, потому что ночью может быть в тропиках холодно. Температура падает, подшёрсток согревает. Зверушка теплокровная, много энергии тратит и может замёрзнуть даже в тропическом климате.

Но, когда они стали размером хотя бы пять, десять, пятнадцать килограмм, некоторые ранние человекообразные и до шестидесяти доходили, подшёрсток становится неактуальным. Тропики, но хотя похолодание, я говорил, но это по их меркам похолодание, по нашим – нам мечтать остаётся. Всё. Подшёрстка нет.

Это нам аукнулось, реально потеря, когда наши предки уже сильно позже, о чём я сейчас скажу, выселились из Африки. Сейчас в зале прохладненько и на улице тоже не лето. Лето тоже было так себе. Поэтому подшёрсток бы не помешал. В итоге мы изобрели, конечно, одежду, печки, нынче не работающие в этом зале, но это была компенсация потом, а подшёрстка всё нет и больше его, видимо, не будет, если мы его генетически заново не включим.

 

Слоны, носороги и саванны (олигоцен и миоцен, 33,9-5,333 миллиона лет назад)Далее. На протяжении того же олигоцена и последующего миоцена мало того, что климат становился все холоднее и суше, так ещё появляется новая фауна. Возникают слонопотамы: слоны, носороги. В том числе гигантские, которые большие, крупнокалиберные, начинают много жрать и очень много гадить.

Своим существованием активным они создают саванны. То есть когда много-много слонов на протяжении тысячелетий, миллионов лет жрут и гадят, гадят и жрут, жрут-жрут и гадят, любой лес станет саванной. Это гораздо быстрее происходит, что известно из опыта современных африканских заповедников. Когда в них появляется очень много слонов, заповедник становится пустыней, потому что они всё сжирают. Если слонов, наоборот, всех истребить, то всё со страшной силой зарастает кустами и деревьями, и получается лес, потому что слонов нет. Не только это к слонам относится.

Ещё в царские, ранние советские времена создавались степные заповедники на югах – Аскания-Нова. Была идея восстановить первую экосистему – уберём хозяйственную деятельность человека с концами. Прогнали всех крестьян, запретили пасти скот, и всё тут же заросло лесом. Никакого степного заповедника не получилось, потому что старых копытных (тарпанов, туров) давно истребили, а коров пасти запретили, и всё-всё заросло.

Пришлось возвращать обратно крестьян и просить их: “Пасите, пожалуйста, коров, чтобы они сожрали все кусты и получилось нормальная степь”. Или надо заселять антилоп гну. Там без крестьян справлялись.

Возникают саванны, особенно во второй половине миоцена, которые стали нашим домом. Не вдруг и не сразу, но про запас появился экотоп (биотоп), который стал нашим домом. Наши предки на протяжении миоцена и самого конца олигоцена – это проконсулы – приматы, которые ещё на землю не особо стремились, лазали по деревьям, но всё толще, больше и вначале ходили на четвереньках.

Потом стали переходить к вертикальному лазанию, потому что, когда зверушка большая, то ходить на четвереньках по горизонтальным ветвям проблематично – она падает вбок. Поэтому они стали более вертикально ориентироваться. Это было одновременно при адаптации к прямохождению.

Конкретного проконсула ещё не было, а чуть попозже было. Лихо прыгать по ветвям на огромное расстояние мы с тех пор уже не можем. Самый попрыгучий человек любой мелкой обезьянке уступает в разы, то есть если капуцин сигает, скачет и не падает, а мы так уже не можем. Это жаль. Поэтому люди периодически, если на деревья залезают, то оттуда же падают.

Источник: https://www.youtube.com/

В последующем на протяжении миоцена и наступающего плиоцена климат продолжает падать, при чём резко. Температуры поползли вниз бодренько, в немалой степени потому, что в это время Индия наконец доплыла до Азии (до этого момента она гребла по морю Тетис), “воткнулась” наконец-то в Азию, стала сминать её, и появились Гималаи.

Они вознеслись до небес выше облаков, перегородили воздушные потоки. Морские потоки тоже изменились, потому что положение континентов поменялось. Климат в Африке и не только в ней, но для нас она важна, стал меняться в сторону похолодания. Стал более континентальным. Это усилило возникновение саванн, то есть леса стали со страшной силой исчезать, появляться саванны. Нашим предкам не оставалось ничего другого, как выйти в саванны.

Один из первых бедолаг, которые с деревьев слезали, ардипитек, при том, что конкретно про него мы знаем, что у них питание было сугубо древесным, то есть они питались только в лесу. Но уже в строении скелета, ног, таза, основания черепа, – признаки приспособления к прямохождению есть. Они всё ещё пытались жить в лесу, но от леса до леса надо уже было идти по открытому месту. Развилось прямохождение – своды стопы, таз более-менее квадратный. А в саванне их ждали кошки, которые к этому моменту уже прочно освоили Африку, где шла наша эволюция.

Появляются твари крупного масштаба (не то, как были проаилурус некрупные), а здесь нормальные звери как непроизносимый локотуняилурус. Они начинают наших предков гонять. Но не только кошки, а и первые гиены. Предкам было не очень, а выживать в этих условиях можно было только будучи хорошо сплочёнными и хорошо организованными. Если кто-то не был хорошо организован и сплочён, его съедали, если они друг другу не помогали. Когда друг другу помогали, они выживали. Самки должны были заботиться о детёнышах всё лучше и лучше.

Кстати, это был один из поводов стать на две ноги, чтобы детёныша таскать на руках. А самцы должны были их защищать и жратву им таскать в руках может, потому что во рту таскать еду несподручно, но, если в рот что-то положить, уже оттуда не вытащить никак. Поэтому руки начинают тоже бурно эволюционировать, но у них они еще были так себе, древесные по форме. Орудийной деятельности никакой ещё мы не наблюдаем в археологическом виде. Но они становились всё человечнее и добрее в буквальном смысле, что мы видим по размерам клыков, – они стали уменьшаться, челюсть – укорачиваться прогрессивными темпами.

Древолазание и длинную шерсть в этот момент мы потеряли. Длинную шерсть, потому что в саванне она неактуальна. В лесу она нужна для нескольких вещей, во-первых, от дождя, потому что тропический дождевой лес неспроста дождевым называется, и длинная шерсть защищает от дождя, к тому же к шерсти очень здорово прицепляются детёныши, которые за неё цепляются. В саванне длинная шерсть невыгодна, но можно и с ней (павианы мохнатые).

Наши предки выбрали экологическую стратегию жизни в середине дня активности – дневной хищник. Там очень жарко – солнце шпарит сверху, никакой тени нет, открытое место. Проблему перегрева можно решать, во-первых, вертикальным положениям, потому что нагревается только макушка и плечи, а, во-вторых, потоотделением. Но если активно потеть, сбрасывая тепло лишнее, то невыгодно иметь длинную шерсть, потому что она от пота намокнет и будет не очень здорово ночью, когда висишь весь мокрый, вспотевший, а потом температура на двадцать градусов упала и дуба можно дать. В лесу она так быстро не падает.

Но если шерсть уменьшается, то с детишками проблема, потому что их не на чем таскать, хотя рефлекс хватательный у любого детишки до сих пор есть. На голове не утащишь, а на теле шерсти нет. Надо таскать на руках – еще один повод стать на две ноги. Совокупность всего этого, вместе взятого, и предшествующей жизни на деревьях, как я уже говорил, вертикального лазания из-за увеличенных размеров из-за тех же кошек, привели к тому, что наши предки стали на две ноги и пошли в разные стороны по Африке.

Источник: https://www.youtube.com/

На протяжении плиоцена и начала плейстоцена климат продолжал ухудшаться. Заросли густые кустарниковые, облиственные становились всё более прилежными. Мегафауна потихонечку исчезает (мегалотрагусы, огромное количество свиней). Вся эта радость копытная пропадает, а вслед за ними и гигантские хищники. В некоторый момент возникают, но потом, слава Богу, исчезают еще и конкуренты – гигантские гелады огромного размера, которые занимали ровно ту же самую фактически экологическую нишу, что и наши предки. И наших предков в какой-то момент-таки победили.

Большинство австралопитеков, ранее возникших, на этом месте исчезают, а те, которые исчезать не хотели, пошли разными путями. Парантропы – это свой вариант. А наши предки стали homo, и заняли экологическую нишу вымерших крупных хищников, потому что, когда хищники предыдущие исчезли, а новые еще не появились, появилась маленькая возможность эту экологическую нишу занять.

Наши предки, которые до этого были вегетарианцами, стали всеядными (слава Богу, хотя бы не хищниками, а то опять бы застряли в маленькой, узкой нише). Стали жрать всё подряд, в том числе мясо. Но для того, чтобы мясо соскабливать с костей и “уговорить” животное, чтобы оно стало мясом, а не зверью, стали использовать орудия труда и сделать чопперы – здоровенные булыжники, которые мы археологически обнаруживаем.

Со времени примерно два с половиной миллиона лет назад мы находим и каменные орудия труда, и кости со следами разделки, и на черепах (которые у нас два с половиной миллиона нет, но два и два миллиона лет есть череп красивый) мозг начинает со страшной силой расти. Совокупные изменения фауны, конкуренция с геладами и в начале появления, а потом исчезновения крупных хищников, дали развитие нашего головного мозга. Наши предки преодолели мозговой рубикон, окончательно стали наземными, распрощались с последними остатками древесности в своей форме тела, что не всегда было так здорово.

Скелет австралопитека афарского был найден ещё в семидесятом году. Недавно его переисследовали, и оказалось, что он весь переломанный очень жёстко. Этот австралопитек грохнулся с дерева и убился. Был восстановлен по костям, как он падал: нога, таз, рука, челюсть хрусь пополам. Статья – праздник – долгое-долгое перечисление, что он себе переломал. И он такой не один, что характерно, был, потому что с того момента, как наши предки слезли-таки с дерева, наша стопа перестала быть древесной, а для древолазания форма стопы актуальнее, чем форма руки.

Рука стала трудовой – стала нашей современной, приспособленной для изготовления орудий труда. Мы стали людьми.

Источник: https://www.youtube.com/

В то же самое время за пределами Африки потихонечку готовилась наша экологическая ниша силами сереньких, маленьких тружеников – полёвок, которые не только полёвки, но онив особенности, появляются примерно в это время в современном состоянии и начинают со страшной силой жрать растения – разгрызать семена, корешки и так далее, вместе с похолоданием и осушением климата синхронно превращать леса в степи.

Возникает биотоп как луговые степи евразийские, в которые потом наши предки чудесно переселились, поскольку в Африке жили в саванне. В Евразии, когда они туда мигрировали из Африки, встретили ту же самую степь с вариациями. Но полёвочки нам территорию подготовили.

Люди расселяются по Евразии до Индонезии в одну сторону и до Британии в другую. Поначалу только вдоль тропического климата. Сильно на север они старались не лезть. Но два миллиона лет назад – череп из Маниси – они расселились. А дальше лучше. Но беззаботная жизнь в богатом тропическом климате в тропическом лесу для большинства населения пропала и стала прошлым. Некоторые до сих пор там живут и прекрасно себя чувствуют, но это кому повезло остаться в своей родной стихии, а большинство пошли мыкать горе где-то по этим евразийским просторам. В процессе расселения они что-то и получали.

Присоединяйтесь к нашей рассылке

Подписавшись на нашу рассылку, вы сможете получать уведомления о выходе новых статей с информацией о работах Станислава Дробышевского, открытиях в палеонтологии и антропологии, выступлениях, лекциях и видео. 

Кошки-мышки: кто нас создал, и во что нам это обошлось – Станислав Дробышевский. Часть 3.

Кошки-мышки: кто нас создал, и во что нам это обошлось – Станислав Дробышевский. Часть 2.

Источник: https://www.youtube.com/

Позже наступил пермский период. Он оказался очень неприятным, потому что в это время все континенты собрались в одну большую кучку – в Пангею. Она – сверхконтинент – закрыл половину планеты с островами по бокам, но всё соединилось вместе. Перегородила Пангея экваториальное течение. Из-за этого климат на планете стал холодать. На самой Пангее, особенно в центральных областях, и тех, что поближе к полюсам, он был мало того, что холодным, ещё и резко континентальным, очень засушливым. Часть была на полюсах, на южном особенно, там приличные оледенения развились (конкретно холодно). Средняя температура по планете была холоднее, чем сейчас, и в некоторые особо ответственные моменты достигала значений ледниковых периодов последних недавних, когда мамонты водились. Климат был не очень приятный.

Амфибии и рептилии, которые в карбоне цвели и пахли, и всё у них было здорово, стали массово вымирать (между карбоном и пермием было вымирание). А те, кто вымирать не хотел, развивались дальше. В это время на засушливых просторах (климат везде был разным, и прибрежные области были тропическими) и, где он был неприятным, рептилии, изначально хладнокровные, стали активизироваться и развивать признаки млекопитающих. На этом месте возникают зверообразные рептилии. Их по-разному называют – терраморфы, терапсиды, синапсиды и другими умными словами, но проще – зверообразные рептилии.

Они для того, чтобы не замёрзнуть в нехорошем климате, “изобрели” шерсть, вибриссы (усики как у котиков), теплокровность, активный обмен веществ, и четырёхкамерное сердце (хотя про камеры сердца мы не знаем, но можем догадаться). Стал расти мозг (довольно крупный), изменились органы чувств, потому что, они стали больше и стали быстро бегать, приподниматься на вытянутых ножках, и нижняя челюсть оторвалась от земли. У рептилий нижняя челюсть лежит на почве, и колебания, которые передаются через землю (она плотная и звук лучше передаётся, чем по воздуху), стучат по нижней челюсти, с неё передаются сразу на барабанную перепонку, которая к челюсти приделана, и в ухо попадают (одна слуховая косточка).

Зверообразные стали приподниматься на ножках, чтобы быстрее бегать. Они стали бодрыми и нижняя челюсть от земли оторвалась. Через воздух колебания передаются гораздо хуже. Для того, чтобы кушать, хорошо бы ещё пережёвывать пищу. Как известно, хорошо пережёвывая пищу, ты помогаешь обществу. Они это реализовали – нижняя челюсть стала двигаться справа налево, развились скуловые дуги, зубная система стала гетеродонтной, то есть возникли передние резцы, потом клыки и заклыковые зубы, которые у некоторых стали разделяться на премоляры и моляры.

Активные движения челюсти с разными зубами привели к тому, что барабанную перепонку крепить на нижнюю челюсть неадекватно, потому что она могла порваться, и при движениях челюсти вправо-влево – это шум – и слышать так невозможно. Поэтому задняя часть нижней челюсти – несколько косточек, которые её заканчивали, стали от нижней челюсти отделяться (у рептилий это подвижно соединено на мягких тканях) и присоединяться к основанию черепа (к височной кости, которая из нескольких частей состояла), и из “запчастей” нижней челюсти сформировались ещё две слуховые косточки – молоточек и наковальня (стремечко уже было на этот момент), барабанная пластинка (тимпаническая), к которой стала крепиться барабанная перепонка.

Слуховой аппарат невероятным образом усложнился, то есть была всего одна косточка, всё было примитивно, и барабанная перепонка, а стало три слуховые косточки плюс барабанная пластинка. Всё это уползло внутрь височной кости. Но всё это было компенсацией повышенной активности при поднимании на ногах и жевательных движениях челюсти.

Всё это, вместе взятое, могло привести к тому, что они оглохли бы. Новые слуховые косточки стали компенсацией, чтобы не оглохнуть. Но поскольку они утяжелили всю систему, усложнили, сделали её неповоротливой, должна была быть к ним компенсация. Она возникла в виде наружного уха. Возникает ушная раковина. Но поскольку это тоже полумеры, и слух лучше точно не стал, а скорее хуже, должно было ещё компенсироваться. Оно добавилось хорошим осязанием.

Появились волосы, особенно вибриссы, чтобы усиками щупать что-то (некий новый орган чувств). Усилилось обоняние, что мы знаем по их эндокранам, то есть слепкам мозга. По строению мозговой полости видно, что обонятельные луковицы зверообразных рептилий стали грандиозно расти. Нюхать они стали гораздо лучше. Хотя этот орган чувств примитивный, хеморецепция возникла ещё до кембрия, но вышло всё на новый уровень.

В последующем это стало неплохим подспорьем в развитии млекопитающих (позже, через период). Это уже почти млекопитающие, но стоит помнить, что это ещё рептилии своеобразные. Поэтому многие зоологи и палеонтологи кривятся при слове “рептилия”, потому что не очень понятно, что это слово значило. Потому что и крокодил – рептилия, и зверообразные – рептилия, но одним словом их назвать слишком растяжимо. Но в стандартном варианте вполне можно.

Всё у них было здорово – они стали активными, бодрыми, но на некоторый момент это поставило ограничения, потому что, как часто бывает в эволюции, если группа животных достигает определённого уровня развития и становится круче всех на данный конкретный момент, то дальше она не эволюционирует, потому что ей не с кем конкурировать. Зверообразные рептилии в эту эволюционную ловушку попали. Они стали настолько крутыми, бодрыми, быстрыми, активными, хищными, а некоторые и травоядными, что дальше уже некуда. Всё, они самые классные. Всё, приехали. Поэтому пермь очень не короткая. Потом ещё и половину триаса они вполне успешно существовали, и эволюция застопорилась, хотя по мелочам что-то развивалось.

Источник: https://dinohistory.ru/panageya-materik-panageya.html

Были и потери, потому что активная жизнь требует многих затрат энергии – надо всё время жрать, выделять тепло. Оно сохраняется шерстью, подшёрсток возникает. Мы точно знаем, что он был у них, по строению костей, например. Но большие энергозатраты ускоряют жизнь и надо всё время питаться. Например, крокодилы и черепахи могут полтора года не жрать некоторые, и всё прекрасно.

У меня дома в аквариуме болтаются две красноухие черепашки, и детишки должны их кормить. Но по идее должны. Иногда я недельки через две вспоминаю: “А давно ли детишки кормили черепашек?” А-а-а, нет, оказывается, не кормили две недели. Ничего, не дохнут. Если бы в аквариуме жили хомячки, они бы уже не жили. А черепашки раз в две недели поели, в неделю и нормально получается.

Крокодилы тоже некоторые реально раз в год питаются. Посреди Сахары есть популяция крокодилов, которые реально питаются раз в году. Проходят дожди, появляется непонятно откуда рыба, крокодилы всё сжирают, заползают в норы и на следующий год засыпают, лежат в пыли в этой норе и целый год ничего не жрут. Так тоже можно. И живут по сто лет, а некоторые черепахи по триста лет, когда метаболизм медленный. Но вопрос: “Что лучше: бодренькая и сравнительно недолгая или в режиме черепахи, зато триста лет?” Можно выбирать.

Но закончилась эта история довольно печально для экосистемы в целом, потому что, в фауне появляются новые типы, новые группы насекомых. Вернее, они уже были до этого, но новые варианты жизни веснянок, ручейников и подёнок, которые обретают водную стадию личинки. Тут есть тонкость, что, когда личинка развивается в воде, потом она становится взрослой, отращивает крылышки, метаморфоз проходит, улетает подальше от воды и благополучно дохнет. Получается, что эти личинки в воде запасают определённые вещества, а самые главные – это азот и фосфор (самые основополагающие), а потом уносят это из воды.

К этому моменту в пермии растения были вполне приличными, с нормальными корнями, то есть уже хорошие голосеменные по типу ёлок современных, и почву они стали закреплять. Получается, что из водоёмов микроэлементы постоянно убирались, жизненно важные выносились подёнками, а обратно не возвращались, потому что размыв почв сократился, потому что появилась нормальная корневая система, и почвы стали суше за миллионы лет (всё не вдруг происходило, а на протяжении многих миллионов лет). Хотя, казалось бы, одна подёнка весит ни о чём, но известны их вылеты (лето было недавно, говорят, что было).

Если вы летним вечером в июле выходите на берег реки туманный немножко, дождливый, иногда бывает вылет подёнок. Они тучей, сквозь них ничего не видно. Известны прецеденты, когда на берегах озёр после вылета подёнок, метровый слой их лежит, то есть метр толщиной подёнок. Когда происходит на протяжении многих миллионов лет подряд вынос-вынос-вынос водной экосистемы (пресноводной), моря и океаны беднеют со страшной силой.

Для фитопланктона (водоросли, которые в океане живут) – это катастрофа. Они со страшной силой вымирают. За фитопланктоном вымирает зоопланктон, а за ним вымирают все, кто его ест, вплоть до рыб и крупнокалиберных тварей. Получается ужас-ужас. Плюс похолодание ужасное, континентальный климат и вся единая экосистема, потому что это само по себе проблема, когда у нас есть один материк, стало быть фауны плюс-минус похожи. Поэтому, если резко изменить, то дохнут все.

Так оно и произошло. В конце пермского периода произошло ужаснейшие вымирание, когда в основном пострадали водные экосистемы и сухопутные. Вымерло по некоторым подсчётам до девяносто семи процентов видов – это практически все (оценки “гуляют” туда-сюда, может от девяносто до девяносто пяти процентов, но это неважно; всё равно очень много). Осталось буквально проценты. Если считать по семействам, то немножко повеселее было – где-то процентов пятьдесят, то есть от каждого семейства по виду сохранилось (от твари по паре). В последующем они стали залогом новой эволюции в мезозое. Но и зверообразные рептилии основательно пострадали и в большей части также “благополучно” исчезли. Хотя опять же не все на наше счастье, потому что мы из них возникли.

Источник: https://www.youtube.com/

Неожиданно внезапно наступил мезозой. И он удался. Это середина существования планеты, “полдень” планеты. Как положено в полдень, он был очень жарким. Было очень тепло, хорошо. Пангея растрескалась и стала расползаться в разные стороны, экваториальные течения и воздушные потоки восстановились. Стало теплеть. На протяжении практически всего триаса теплело. Экосистемы менялись, но не в нашу немного пользу.

В конце триаса появляются динозавры. На протяжении всего последующего мезозоя, юрского и мелового периодов, которые были очень тёплыми, динозавры планетой стали править. А наших предков стали гонять со страшной силой, потому что все достижения пермского периода (зверообразные) – теплокровность, шерсть и прочее, стали никому не нужны, потому что это были приспособления к холодному, засушливому, континентальному климату. А он стал жаркий, влажный, субтропический (но не совсем тропики, как сейчас в экваториальной Африке).

Можно было быть не очень теплокровным, тем более некоторые динозавры теплокровность независимо развили и перышками покрылись. Единственное, что усовершенствовали динозавры, – это челюсти с зубами, которые от предков достались (икодонтные), но они ещё немного довели до ума. Они стали очень злобными, зубастыми. И второе – это двуногое хождение – они стали бегать на двух ногах. А наши предки, как я уже говорил, зверообразные, как достигли своего предела развития (на ногах приподнялись, корявеньких немного), и дальше уже некуда – они и так кого угодно могли догнать.

А динозавры шагнули дальше, потому что они приспосабливались под зверообразных рептилий, их обогнали, стали жрать уже их. Тут зверообразные рептилии закончились. Отдельные группы тянули лямку свою, но в целом закончились. Динозавры на сто восемьдесят миллионов лет стали доминирующей группой на суше.

Были некоторые плюсы в жизни наших предков, потому что они были маленькими (по типу юрамайя в стиле бурозубки). Можно было где-то прятаться, ныкаться. Они развили признаки млекопитающих. Например, окончательно потеряли поясничные рёбра, чтобы гнуться и протискиваться в щели и хорошо двигаться, сгибаться по вертикали, развили нормальные лапы быстробегающие (хотя тоже ещё так себе), признаки – более развитый головной мозг (на уровне примитивнее утконоса).

Самое главное, – стали совершенствовать способ размножения. Первые млекопитающие, как и зверообразные рептилии (их предки), размножались яйцами, и современные утконосы, ехидны, проехидны так и размножаются. Они откладывают яйца, но с той поправкой, что яйцо млекопитающего яйцекладущего, отличается от яйца рептилии принципиальным образом – у рептилии яйцо относительно размеров тела крупное, вылупляется уже полноценное самостоятельное существо (маленькая вылупившаяся ящерка или черепашка уже самодостаточная и за ней уже не надо ухаживать, она ведёт себя как взрослая, но маленькая по размеру).

У млекопитающих из яйца вылупляется эмбрион, который ни о чём, потому что утконос зверь довольно большой, а яйцо у него два сантиметра длиной. Вылупляется эмбриончик, который надо выращивать, в частности, выкармливать молоком. Млекопитание на этом месте, видимо, и возникает. Может быть ещё в пермии, но мы не знаем, а в триасе уже точно оно было у первых млекопитающих. Тем более, что большинство сами были мелкими, и если они мелкие, то яйцо ещё меньше, и вылуплялось что-то непонятное. Но как не корми детёныша, скорее всего сдохнет. Это корявенький способ размножения, поэтому яйцекладущие млекопитающие однопроходные никогда большого успеха не имели.

Сейчас их несколько видов есть – утконос, один вид ехидны (иногда на два разделяют) и парочка-тройка видов проехидн. Никогда они успешными и многочисленными не были. Потом немного развились до сумчатых животных, у которых яйца, уже как такового, нет наружного, и вылупляется сразу эмбрион, то есть рождается. Но рождается с теми же проблемами – он маленький, беззащитный, уязвимый, питается молоком, его мама растит, в сумочке таскает, но, скорее всего, он тоже сдохнет. Поэтому сумчатые тоже конкурентоспособными никогда не были, а тут вокруг динозавры шастают. Эта безвыходная, казалось бы, фигня решилась тем, что наши предки периодически болели.

Неожиданно оказалось, что с вирусов можно что-то полезное получить, потому что вирусы – это существа, организмы (их так назвать проблематично), “сволочи”, которые очень здорово обманывают иммунитет. В этом цель их существования заключается – обмануть иммунитет, запихать свой генетический аппарат внутрь клетки-хозяина, и та сама будет делать новые вирусы. Очень здорово.

У вирусов есть специальные хитрые гены, которые иммунитет обманывают, иногда суперуспешно, и тогда СПИДы возникают. Какой-либо из этих вирусов заразил одного из млекопитающих, вполне конкретную особь, но, что удачно, сам мутировал и сдох. Туда ему дорога, и слава Богу. Активность он потерял из-за вредной мутации, но те гены, которые занимались обманом иммунитета, сохранили работоспособность. 

Они встроились, как и положено вирусным генам, в геном млекопитающего и стали обманывать иммунитет, но именно в том месте, где организм матери контактирует с детёнышем. Это оказалась очень удачно, потому что до этого была великая проблема при живорождении, – у млекопитающих обмен активный и они много чем могут заразиться, должен быть иммунитет.

Но если в матери развивается эмбриончик, а у него половина генов от отца, а те, которые от матери, уже рекомбинировали бабушкины и дедушкины, что-то новенькое получилось, и биохимия не совсем материнская. Поэтому возникает иммунный ответ матери на ребёнка, и при некотором размере, когда он вырастает, организм матери его отторгает, то есть непонятная фигня с другой биохимией (по типу паразита), надо от него избавиться. Он отторгается и рождается. Но рождается эмбрионом, и начинаются проблемы.

А когда они заразились вирусами, то иммунитет стал подавляться именно в месте контакта, эмбрион перестал отторгаться и получил возможность вырастать гораздо больше и более оформленным. Получились нормальные плацентарные млекопитающие. На границе, где иммунитет обманывается, между ребёнком и матерью возникает специальный орган под названием плацента. Это чудесный орган, который один, но сделан из двух организмов: из матери с одной стороны и ребёнка с другой. Есть материнская часть плаценты из слизистой матки и детская – из хориона (одна из оболочек) ребёнка.

Источник: https://pcr.news/novosti

Что характерно, хорион – та же оболочка, которая у рептилий является скорлупой. Это не скорлупа, но что-то из этой серии. Плацента стала барьером одновременно и поставщиком всего хорошего ребёнку, то есть всё хорошее детям, как всем известно, – кислород, питательные вещества, гормоны, а в обратную сторону матери достаются токсины, и у неё токсикоз начинается. Зато ребёнку хорошо. Выживаемость детёнышей резко возросла. Древнейшее плацентарное млекопитающее, нам известное, юрамайя, найденная в Китае. То, что она была плацентарная, мы знаем по зубам, и была ли у неё плацента мы не в курсе, но зубы у неё как у плацентарных, строение височной кости – это диагностически важные признаки плацентарные. Наверное, тогда.

Это как раз середина юрского периода (сто шестьдесят миллионов лет назад). Но у первых млекопитающих было много сложностей в жизни, поскольку динозавры их гоняли днём. А динозавры – это рептилии, и они дневные в основном, хотя и ночные тоже были, но наши предки ныкались в лесной подстилке, в траве (её ещё не было, но неважно), в опаде, папоротниках и зрение почти растеряли. У многих современных млекопитающих зрение никудышнее. Особенно пострадало цветное зрение. У рептилий было хорошее, нормальное цветное зрение. У наших предков в том числе. Современные рептилии видят красный, зелёный, синий, ближний ультрафиолет. А мы ближний ультрафиолет потеряли с одной стороны, красный тоже потеряли и стали видеть кое-как, а многие зелёный и синий потеряли, остались с чёрно-белым зрением. Благо, что наши прямые предки не совсем и дальше остановили эти возможности, способности, но это было позже, а в тот момент прозевали.

Зато обоняние стало получше. Осязание стало развиваться, потому что, когда зверушка маленькая (землеройка) шарится по листве опавшей, то она всей поверхностью тела должна всё чувствовать и нюхать, что происходит вокруг, и этого хватает. Так что процесс шёл.

Источник: https://www.youtube.com/

В том же самом мезозое и другие организмы развивались, в частности, то ли с конца триаса, то ли в юрском периоде, то ли в начале мелового/ Cкорее всего на границе триаса и юры. Появляются цветковые растения, которые оказались новым словом в ботанике. Они развили много прикольных вещей, в частности, цветок, который гарантирует опыление и оплодотворение, далее двойное оплодотворение, когда кроме зародыша формируется ещё эндосперм, то есть триплоидный (хотя иногда по-разному бывает, но чаще триплоидный), брат-близнец зародыша растения, предназначенный на съедение нормальному зародышу, но быстрорастущий, запасающий крахмал. Это даёт гарантию выживания зародыша.

Третье, что изобрели цветковые растения, – это плод. Когда не просто есть семя, а оно ещё снаружи покрыто околоплодником прочным, вкусным иногда, ярким и шипастым, который кучей способов гарантирует распространение семян, и с помощью цеплялок, прилипания или того, что кто-то это съест, гарантирует расселение зародыша семени на новую территорию. Ещё есть другие достижения, например, сосуды из трахеи становятся трахеями (это даёт более гарантированную доставку воды снизу-вверх), а световидные элементы становятся световидными трубками из световидных клеток (транспорт в обратную сторону сверху вниз).

Если вы ботанику проходили в пятом классе, ясно, что вы ничего не помните, но все это проходят, все должны знать. Цветковые растения как минимум в юрском, видимо, и в  периода всё это уже имели. Но, если есть цветочки красивые, возникают тут же леса, то есть разнообразие растений возрастает со страшной силой, и с середины мелового периода ботанический облик планеты меняется со страшным образом. До этого были в основном мхи, папоротники, хвощи, плауны и голосменные (ёлки, сосны), но их было не сильно много разных. Одни и те же виды иногда обнаруживаются практически по всей планете, от края до края.

Цветковые растения за счёт всех приобретений стали очень разнообразными и покрыли всю планету лесами с огромным разнообразием видов. Появляется, например, трава, дёрн в современном понимании. До этого момента (в триасе, например) ничего такого не было и в большей части юрского периода тоже. С середины мелового это уже по полной программе и ландшафт становится похожим на наш, а леса – это место нашей жизни. Тропический лес – это то место, в котором мы сформировались сильно позже как люди, и саванна африканская, в которой мы потом эволюционировали – это в основном трава, цветковые растение. Без этого мы бы никак не появились. Это наш дом фактически возник.

Вместе с растениями эволюционировали опылители, потому что все цветы, нектар и всё прочее существуют не сами по себе и не для него самого, а для того, чтобы какие-то твари это туда-сюда таскали. На этом месте возникают термиты, которые опылителями могут быть, но в большей степени переработчиками, потому что огромное количество древесной растительности термиты начинают жрать, с помощью симбионтов всё переваривать, удобрять и скорость обмена веществ в экосистеме возрастает на порядок. За счёт этого разнообразие увеличивается.

В качестве хороших опылителей – пчёлки, муравьи. В мелу они уже были по полной программе. Например, из бирманского янтаря чудесные образцы известны. И бабочки, древнейшие из которых известны с конца триаса (отдельные чешуйки). В середине юрского периода они были по типу моли (мотылёчки маленькие). В меловом периоде – уже полноценные бабочки. Энтомофауна насекомая становится в меловом периоде практически современной. Это очень важно, потому что это наша еда, как и фрукты.

Не просто так. Это стало нашей едой: фрукты (покрытосеменные растения цветковые) и насекомые, которые с ними очень тесно связаны, стали нашей едой основной на всё последующее время вплоть до современности. Вся эволюция приматов жесточайшим образом привязана к эволюции цветковых растений и насекомых, потому что мы были фруктоядные или насекомоядные, а чаще всего и то, и другое одновременно. То есть это и дом, еда, кров, стол и всё на свете. Без этого мы бы не возникли.

Есть некоторые минусы. Были мы на Алтае в Усть-Камской пещере. Там неимоверное количество муравьёв, и почему-то я им очень не нравился. Стоило мне остановиться хоть на минуту, они начинали меня кусать, при чём мне не помогали ни носки, ни ботинки. Ничего. Они, сволочи, меня почему-то очень “любили”. Не знаю, почему именно меня? Не нравился им. В других местах меня муравьи не жрут, а алтайские почему-то меня невзлюбили. Бывают минусы, неприятные стороны, но они по-своему решаются, всё можно обратить во благо. Те же пчёлки могут покусать, а можно у них мёд стырить и им питаться. У меня на него аллергия, но у большинства с этим всё в порядке.

Источник: https://www.youtube.com/

В конце мезозоя, в меловом периоде, ситуация стала тихонечко, но неотвратимо меняться. Всю вторую половину мелового периода происходило похолодание. Материки и континенты занимают более-менее современное положение, перегораживают экваториальное течение, по вертикали, если на карту смотреть, выстраиваются в меридиональном направлении и становится все холоднее, холоднее и холоднее.

При этом одновременно чудесным образом становится влажнее – похолодание и увлажнение климата. Много чего происходило. А закончилось тем, что метеорит упал. Но очень немаловажно, что среди цветковых растений возникают осинки и берёзки (аналоги мелколиственные), очень густые заросли, которые зарастают огромные пространства и по споро-пыльцевым спектрам это чудесно видно.

Там, где были нормальные леса или саванны, где паслось огромное количество динозавров, возникают березняки и осинники, в которых жить проблематично. Если вы были когда-нибудь в березняке и осиннике, там ничего толком нет. Там березняк и осинник. В березняке можно хороводы водить классно, обниматься с берёзками, прислоняться к ним, но жить не очень здорово, потому что листья очень тонкие, питательных веществ нет, жёсткие и часто немного ядовитые. Не то, что берёза ядовитая, но с точки зрения других растений, это точно так. Берёза, если кто не знает, ужасно злобное растение, которое выделяет кучу разной химии и гнобит всё вокруг.

Поэтому березняки такие чистенькие и светленькие, там ничего не растёт, никакого подроста, потому что они всех поубивали. Иногда в городах на газончиках берёзки сажают с целью, что будет клёвая берёзка расти, тогда там больше ничего другого не будет расти. Можете посмотреть по газонам – если берёза стоит, вокруг ничего нет, она всех загнобила.

С осинниками немного проще, хотя они плюс-минус родственники, но тоже не особо съедобные. Берёзовые пяденицы, конечно, едят вредное, но нормальным крупнокалиберным животным это несъедобным представляется. Потом грызуны стали есть кору, но в тот момент динозаврам это очень не понравилось. Это однозначно утраты. Из-за вымирания динозавров высвободились новые экологические ниши, которые заняли тут же наши предки, в частности, пургаториус, которые приобрели новые свойства и качества в самых густых лесах, и дали последующую эволюцию.

Источник: https://www.youtube.com/

Совы и древесные хищники (палеоцен и эоцен, 66-39миллионов лет назад)Последующая эволюция бурным образом пошла в начале новой кайнозойской эры и, стало быть, палеогенового периода, эпох палеоцен и эоцен, на протяжении коих наши предки стали очень бодренько лазать по деревьям. Для начала ещё в мезозое от динозавров спасаясь, а потом им было хорошо. На этих деревьях они очень освоились. Те, которые стали активно прыгать туда-сюда по веткам, особенно по кронам и на расстояние, больше длины собственного тела, стали приматами.

Пургаториус с конца мела и начала палеоцена – это первый примат. Жизнь на ветвях дала им на какой-то момент безопасность, а стало быть способность себя вести раскованно, не стесняясь общаться, орать, поэтому приматы очень шумные существа, вездесущая.

В лесу, если кого и видно в тропическом, так это птиц и приматов, потому что они никого не боятся наверху. Дала быстроту соображения, потому что, когда далеко прыгаешь (они точно прыгали, у нас скелетики есть), то надо не грохнуться и очень быстро уметь рассчитать силу и точность прыжка, ухватиться, а с некоторого момента даёт хватательную кисть и ногти на пальцах (но чуть попозже, нежели тогда). Улучшается зрение, потому что прыгать надо не наощупь, не на память, не на запах.

Сообразуется со зрением и потихонечку глазки разворачиваются вперёд, то есть у первых они ещё по бокам смотрели (монокулярное зрение), а потому они поворачиваются вперёд. Получается бинокулярное, чтобы расстояние прыжка, объёмность чтобы была. Развивается всеядность, потому что на деревьях всё подряд может быть, и у них нет специализации. Это очень здорово, потому что все специализированные формы рано или поздно вымирают. Наши предки жрали всё подряд – тех же насекомых, фрукты. И до сих пор у нас это есть, потому что современный человек жрёт всё подряд. У человека это зашкалило дальше ещё больше.

Но были и неприятности, потому что в начале палеоцена всё было ещё хорошо, а к его концу появляются, например, первые совы. Мы точно знаем, что совы наших предков жрали, потому что во Франции найдены погадки сов с косточками приматов, то есть они точно жрали наших предков. Поскольку совы – зверюшки ночные, то нашим предкам, первым приматам, приходилось из ночной экологической ниши выползать. В эоцене они уже это сделали и стали дневными обезьянами.

Может быть и слава Богу, потому это усилило зрение, а, стало быть, распознавание лица, мимику, жестикуляцию, потом речь подтягивается. Это сообщение – социализация, то есть совы помогли нам стать социальными. Может быть мы и без них справились, но получилось так. Возникают млекопитающие хищники. На первых порах очень ущербные. Это были креодонты, вивираусы, вульпалусы – что-то в стиле современной циветты, генетты, виверы, но гораздо примитивнее. Это не веверовые современные, но которые научились лазать по деревьям. К концу палеоцена, в эоцене они это сделали и стали наших предков гонять.

Большинство первых приматов раннепалеоценовых плезиоадаписовых вымирает, а те, которые вымирать не хотели, начали бурно эволюционировать, быстрее ускоряться, лучше соображать и прыгать по ветвям. Это был мощный стимул нашей эволюции. Но были и утраты. Потому что обоняние, как я уже сказал, стало исчезать. Потому что на ветвях нюхать неактуально (откуда ветер, что принёс нам запах совершенно непонятно). Вибриссы у наших предков были, это стало уже не так существенно, потому что, когда по веткам прыгаешь, осязание, зрение и слух актуальнее. У человека это дошло до полного исчезновения. Хотя, кстати, у шимпанзе есть вибриссы.

Присоединяйтесь к нашей рассылке

Подписавшись на нашу рассылку, вы сможете получать уведомления о выходе новых статей с информацией о работах Станислава Дробышевского, открытиях в палеонтологии и антропологии, выступлениях, лекциях и видео. 

Кошки-мышки: кто нас создал, и во что нам это обошлось – Станислав Дробышевский. Часть 3.

Кошки-мышки: кто нас создал, и во что нам это обошлось – Станислав Дробышевский.

Наш организм человеческий возник не для того, чтобы он был человеческим, а для того, чтобы приспособиться к тем условиям, которые существовали миллионы, а то и миллиарды лет назад.

Наше тело создано из взаимовлияний самых разных живых организмов: экосистемы, климата и планеты в глобальном смысле.

“Первобытный бульон”

Если же начать издалека, с самого начала, то стоит сказать о возникновении жизни. В этом вопросе я не такой великий специалист. Есть несколько концепций, как могла возникнуть жизнь, в частности, концепция “первобытного бульона”.

Мораль сводится к тому, что на первобытной Земле порядка четырёх миллиардов лет назад сложился определённый комплекс условий: температура, влажность, с водой более-менее в порядке, содержание фосфора, азота, кислорода, углерода и всего прочего, которые позволили химическим веществам соединиться определённым образом. Что замечательно, в настоящее время учёные придумали много альтернативных вариантов, как могла возникнуть жизнь, а реализовался на практике только один.

Прикол заключается в том, что придумано много вариантов как жизнь могла возникнуть, и, если это пытаться сделать, то можно сделать жизнь несколькими разными способами. Мы возникли каким-то определённым. И, несмотря на то, что деталей я раскрывать не стану, потому что сам в этом не специалист, но именно эти условия задали все наши основополагающие качества: нашу зависимость от воды, азота, фосфора, йода, железа и прочих элементов. Сколько нам всего этого нужно – это определялось жизнью первых протобактерий, которые ещё и бактериями не были, но, тем не менее, уже как-то шевелились, что-то делали, что-то творили.

Это накладывает определённые ограничения на, что есть то, что мы можем и что не можем. Жить без кислорода у нас не очень получается в данный момент, или летать в космосе тоже у нас не очень задаётся, только в космической банке жестяной. Это определено было теми задачами, которые стояли перед бактериями и археями. Но это было очень давно. Это совсем дремучие времена. Мы настолько далёкие не будем рассматривать, а чуть поближе к нам.

Источник: https://www.youtube.com/

Трилобиты, анамалокаридиды, наутилоидеи и ракоскорпионы. Кембрий, ордовик и силур, 541-419,2 миллиона лет назад. В начале фанерозоя  – это эон, он делится на три эры. В первой из этих эр, в палеозое, на протяжении кембрийского, ордовикского и силурского периодов наши предки жили в окружении супостатов. Для начала это были трилобиты, потом анамалокаридиды, потом наутилоидеи (моллюск с прямой раковиной), потом ракоскорпионы. Не только они, а и прочие. Все эти существа имели прочные панцири, клешни, хелицеры, цеплялки, которыми жрали наших предков. Наши предки в это время были, наверное, самыми беззащитными существами (если не брать медуз, у которых совсем всё плохо).

Но в этих условиях надо было как-то выживать. Вся эволюция – это решение проблем. Поскольку наши предки были мясом, которое все, кому не лень, ели, надо было сопротивляться. Наши предки решили изобретением нескольких ключевых моментов. Для начала появилась хорда, на основе которой потом возник внутренний скелет. Но в отличии от всех других, наш скелет стал внутренним, эндоскелетом.

А здесь экзоскелет (панцирь), который накладывает свои ограничения. Из-за того, что у всех беспозвоночных внешние твёрдые покровы слишком тяжёлые, – это не даёт им вырастать слишком большими. В воде можно дорасти как некоторые наутилоидеи до девяти метров вырастали. Но всё равно – что такое девять метров? Сама зверушка не такая большая – это раковина крупная. А трилобиты самые большие – полметра длиной. Анамалокаридиды размером с собаку (если на современных животных переводить).

Наши же предки изобрели внутренний эндоскелет – опорный штырь, хорда. Его состав по типу хряща, хотя он и не хрящ гистологически. Он служит для прикрепления мускулатуры, даёт прочность, гибкость и скорость, но практически ничего не весит, поскольку по плотности он почти равен воде. Получается, плавучесть нулевая. Ни положительная, ни отрицательная. Он в толще воды висит и при этом может быстренько грести. Это очень здорово, чтобы пугать всех врагов.

В последующем на основе хорды, которая обрастала органическими веществами, сформировался уже нормальный скелет (костяной). Но это было сильно позже.

Источник: https://bio.wikireading.ru/2902

Следующее достижение великое наше – это нервная трубка. У всех противников нервная система была организована по ганглиозному типу, то есть ганглии, расположенные в голове или теле, связаны нервными цепочками. Но такая система не может быть слишком большой, потому что что такое ганглий? Это кучка клеток, лежащих вместе и выполняющих функции. Но это именно плотная кучка, и те клетки, которые находятся в самом центре, в глубине, с некоторого момента (при увеличении размеров ганглия) перестают получать питание. Оно шло снаружи аналогом крови. Питательные вещества в глубину уже не проникают, потому что наружные клетки всё расхватывают.

У наших предков нервная система приобрела форму трубки. А у трубки питание шло как снаружи, так и изнутри через спинномозговую жидкость, которая внутри трубки находится. Получается, что толщина стенки трубки могла быть, как диаметр нервного ганглия, а общий объем возрастал неимоверно. Дальше можно было переднюю часть нервной трубки увеличивать пузырями, из которых в итоге получился наш головной мозг. В тот момент ещё его не было, но чуть позже появился.

Как выяснилось, – это классный способ – можно было наращивать мозг практически до бесконечности. У человека не рекорд. В среднем у человека – одна тысяча триста пятьдесят грамм, а если это слоны или киты – до девяти килограммов можно наращивать. Потенциально ещё и больше. Это дало соображение.

У первых хордовых нервной трубки хватало и без головного мозга. Не сильно они были интеллектуальные. Если посмотреть на современного ланцетника, например, то интеллектом он не блещет. Он может воткнуться в почву, фильтровать. А если шугануть – он закапывается поглубже или переплывает немножко дальше, снова втыкается и фильтрует. Это и всё. Но главное было начать.

Они продолжили. Немаловажным достижением, но не эксклюзивным, явились глаза. Тоже не с первого момента. Например, у метасприггины глазки уже вполне сформированы были. Глаза образовывались много раз и независимо. Даже у некоторых кишечнополостных. Фоторецепторы есть и у всех наших противников, глаза тоже были. Причём иногда гораздо круче – фасеточные глаза. У трилобитов к тому же ещё и хрусталиком покрыты. Но у наших сформировались на первых порах так себе, но чем дальше, тем больше.

Зрение – это суперклассная вещь, потому что позволяет оценивать огромное количество параметров, которые иначе мы никак не узнаем: расстояние до объекта, его размер, скорость передвижения, характеристики формы и так далее. Чего нельзя получить из других органов чувств – из осязания или хеморецепции. Если хищник плывёт и пахнет мимо, то по запаху определить его расположение, скорость и направление практически нереально. По запаху от кого-то прятаться, например, или наоборот догонять можно, но проблематично по следовой дорожке на песке. Поэтому у нас хеморецепция так себе.

С осязанием тоже проблемы. Можно, конечно, находить хищника наощупь, но он тоже чувствует что-то. Если найти кого-то: “О-о-о, это хищник, ой, зубы у него”, – это не очень классный способ. Можно без рук остаться. Рук у них не было и без ничего можно остаться. А с глазами всё очень здорово – можно хищника издалека увидеть. И добычу, если сам ловишь. И много информации получать. Неспроста у нас людей зрение – это ведущий орган чувств. Тогда оно и началось.

Тоже не эксклюзивным, но очень классным приобретением, стала замкнутая кровеносная система. Она и у кольчатых червей замкнутая. Но наши предки ее тоже независимо развили. Это система, когда есть много-много трубочек в организме, по которым кровь циркулирует, но наружу, за пределы этих трубочек, не выходит. Отфильтровывается, но далеко не уходит. В отличии от незамкнутой у наших противников, у которых вся внутренняя полость тела заполнена гемолимфой, а сердце представляет собой трубку, открытую на концах, со щелями по бокам, которое перебултыхивает эту жидкость в организме. Сосудов и мелких капилляров нет. Большие могут быть, но маленьких нет. Питательные вещества и кислород (не у всех через кровь передаётся), гормоны куда их перебултыхнуло сердце, туда они и дошли. Целенаправленно направить их куда надо нельзя.

Трилобит или ракоскорпион не может усиленно начать думать и куда нужно направить кислород и питательные вещества. При этом расслабить ножки, например, или наоборот ускорить движение ножек и расслабить мозги. То есть у него работает или всё, или ничего. Получается очень экономная система. А за счёт замкнутой кровеносной системы можно в определённом месте капилляры расширить и, например, начать думать. Как, надеюсь делаете вы сейчас, и я пытаюсь немного.

В мозге кровеносные сосуды расширяются (по поверхности мозга), он начинает питаться и работать, а ноги можно расслабить. Они не работают сейчас – никто не бегает, можно их не питать, зачем энергию тратить. Или кишечник, например, если вы перед тем, как сюда прийти, не поели, то кишечник не должен работать. Зачем ему работать? А если поели, должен кишечник работать, а печень какое-то время может молчать.

Получается экономия энергии в организме. Это очень выгодно, тем более при их размерах – всего ничего – несколько сантиметров от силы, и способ питания у них – фильтрование. На этом проблематично прожить – много еды из этого не получишь, нужно экономию иметь, и они этого достигли.

В итоге это стало мощным подспорьем для развития нашего интеллекта, потому что с ганглиозной системой и незамкнутой кровеносной системой, большого интеллекта не разовьёшь. Муравьи, термиты пытались, и по-своему у них получилось, но до нас они не дотягивают. Если есть плюсы, должны быть и минусы. Минусом стала потеря защиты, прочности, потому что никаких экзоскелетов внешних, панцирей, у наших предков не было, может быть с самого начала. Только кутикула – у юнаннозона по спине идёт плотная штуковина. Но это не панцирь, не раковина. Хотя некоторые хордовые в последующем пытались такое развить. Несколько раз параллельно. Независимо возникали панцирные рыбы среди бесчелюстных, челюстных, которые тоже покрывались “коробочкой” снаружи, но становились аналогами беспозвоночных забронированных и в итоге все вымирали.

Среди современных животных есть черепахи, например. Они с триасового периода никуда дальше не двигаются. Так что прочность и защита обратно пропорциональны подвижности и, соответственно, сообразительности. Может и хорошо, что их не стало. Но иногда хочется быть защищённым. С нашими мягкими покровами уязвимым иногда бывает не очень уютно. Но что поделать.

Источник: https://bigenc.ru/geology/text/1943775

Девонская жара, сосудистые растения, грибы и бактерии (девон, 419,2-358,9 миллиона лет назад)

Далее наступил девонский период – это время, когда планета стала теплеть. Он очень жаркий, в ряду первых самых жарких периодов. В кембрии было очень неплохо и потом дальше в эоцене (это сильно позже). В девоне климат был самое то, включая полярные области – Антарктиду. Она ещё не на экваторе в это время была. На полюсах тоже было очень здорово.

Кроме того, в девоне появляются сосудистые растения, то есть те, которые научились убивать собственные ткани и делать из них проводящую систему и заодно механическую ткань. Это позволило растениям стать большими. На планете с середины девона появляются нормальные деревья и леса. Растения стали большими, но недоразвили корневую систему. Корни были как явление, но механической ткани было немного и они были довольно хиленькие. Это компенсировалось корневищами, подземными стеблями. Но так себе это получалось. Поэтому все деревья регулярно падали при первом ветерке.

Почвы такой, как сейчас, тоже не было. Это был песок, никакой травы, ничего. Всё рушилось периодически, падало в воду и благополучно гнило. Среди грибов и бактерий на этот момент не было нормальных редуцентов, которые бы могли разлагать древесину – лигнин, клетчатку. Растения научились очень классно синтезировать “хитрые” полимеры углеродные, но ферментов, которые способны были бы это разложить, ещё не изобрели.

Огромное количество древесины накапливалось в воде. Потихонечку всё гнило, расходуя кислород. В болоте получался бардак – огромные завалы древесины. К тому же вода местами была не такая глубокая. Понятно, были океаны и моря, но наши предки в то время жили в мелководных лагунах или болотах прибрежных около морских полусолоноватых, полупресноводных. За счёт того, что они были очень мелкие, сильно нагревались, количество кислорода в них было очень невелико.

В горячей воде газы растворяются плохо. Это легко проверить, нагрев газировку, например, или шампанское (у кого денег хватит) и посмотреть, что получится. Соответственно в мелких водоёмах получились заморные условия. Сейчас регулярно такое возникает, когда “цвести” начинает водоём, и вся рыба дохнет. А наши предки дохнуть не очень хотели и поэтому эти проблемы решали. Потихоньку становились амфибиями. По пути они развивали много вещей. Например, лёгкие. Поскольку дышать в воде жабрами не очень получается (кислорода немного), хорошо бы кислород заглатывать из воздуха. Но из воздуха жабрами заглатывать не получится, потому что жабры будут пересыхать быстро и отказывать. Тогда возникает вырост глотки, пузырь большой, который обрастает кровеносными сосудами и начинает впитывать кислород из атмосферного воздуха.

Получаются лёгкие. В качестве побочного эффекта дыхания атмосферным воздухом развивается в качестве бесплатного дополнения шея, например, потому что, если большая рыба лежит в воде, заглатывать воздух с поверхности может быть неудобно, потому что, если она длинная, поворачиваться, заглотить довольно сложно. Хорошо бы поднимать голову вертикально, и парочка позвонков (хотя бы один) переформировываются и становятся шейными позвонками.

К тому же наши предки в немалой степени, видимо, питались тем, что падало сверху в воду, и поднимать голову, чтобы захватить что-то, плавающее по поверхности, тоже очень здорово. Хотя это может быть и не главный фактор, потому что они были хищники (обычно гонялись за другими рыбами). Но воды мелкие периодически высыхали, не только заморные были, а ещё высыхали. Возникала задача переползти в другой водоём. Для этого была готова преадаптация, потому что ещё в тот момент, когда они на сушу ни разу не стремились, им надо было переползать через упомянутые буреломы на дне водоёма, когда сформировавшиеся деревья нападали и надо через них ползать. Поэтому у них уже наготове были кистепёрые плавники. Поэтому древние рыбы называются кистепёрыми. Не очень таксономическое, но удобное название.

На толстеньких плавничках, которые были растопырены и которые передвигались как у нас ручки-ножки, последовательно. Как современная латимерия океанская по дну ползает, они лазали по буреломам, а потом оказалось, что на них можно и на сушу вылезать. На сушу они вылезали по разным причинам. Не только, чтобы перебраться в соседний водоём, где ещё есть вода, и может даже не столько, а, например, чтобы отложить икру в безопасном месте. Поскольку, если есть водоём основной, главный, то там куча зверья. В том числе они сами, главные хищники кистепёрые. Если там отложить икру, её кто-то стопроцентно сожрёт. Мальки, если вылупятся, их тоже сожрут. Это неприятно. Поэтому хорошо бы залезть в бочажок где-нибудь за бугорком – изолированный, небольшой, маленький, отложить икру. Там всё выведется.

Потом детёныши должны вылезти снова в большой мир, в большой водоём, потому что в маленьком им питаться ничем, они не прокормятся. Многие современные рыбы так делают, и амфибии тоже, то есть размножаются в одном месте, где никого нет, чтобы потомство выросло в “яслях”, а потом они выбираются в более оживлённое место. И тут кистепёрые плавнички оказываются очень выгодными. Здорово! Можно лазать.

Но при переползании по суше возникают проблемы высыхания, потому что солнце шпарит. Это очень жаркий период. Надо, чтобы за это время (перемещение по суше) не помереть, не поджариться. В этом смысле немного удобно, что появились деревья, которые давали тень. Это тоже помогло нам – без тени от деревьев, растений с широкими листьями наши предки может на сушу никогда не вылезли. Но гораздо эффективнее было покрыться железами, которые выделяют слизь. Многие современные рыбы, которые выползают так на сушу, выделяют много слизи, чтобы не сохнуть. Наши предки стали так делать. Чешуя у них через некоторое время редуцируется, исчезнет, хотя первые амфибии чешуёй были покрыты.

Рыбья чешуя пропадает потихонечку, заменяется на железы, выделяющие слизь, чтобы не высыхать. В последующем эти кожные железы нам чрезвычайно пригодились, чтобы на их основе сформировать волосы, потовые, сальные, молочные железы. Само название нашего класса “Млекопитающие” – это производное потребностей кистепёрых рыб и первых амфибий, которые должны были не высыхать на суше.

Кроме этого, ещё многое, что менялось. Менялись органы чувств, потому что зрение в воде и на суше работает совершенно неодинаково. Плотность среды другая, и обоняние тоже работает не так, потому что одно дело нюхать в воде, а другое дело на суше, и в этот момент орган обоняния разделяется на два органа – обонятельный и яустев орган. Вкус отделяется – сам по себе становится. Хотя у рыб он уже был. Вкусовые рецепторы пропадают с кожи. У рыб есть вкусовые рецепторы по всей поверхности тела. Они чувствуют вкус воды вокруг, а не во рту. А когда вылезли на сушу, вкус воздуха чувствовать неинтересно. Концентрация невелика вкусовых молекул, а во рту остаётся. У нас до сих пор так и есть.

Масса всего остального – сердце, выделительная система и всё прочее тоже потихонечку перестраивалось. Это было основное. Были и утраты. Жить в воде мы теперь не можем. Один раз вылезли на землю, на сушу из воды. Способность жить в воде мы потеряли. И, если человека туда окунуть – какое-то время он ещё побултыхается, а потом совсем загрустит. Поэтому так уже не получается.

Некоторые потомки сухопутных в последующем в воду всё-таки возвращались: морские черепахи, змеи, ихтиозавры, плезиозавры, мозазавры. И среди млекопитающих есть – дельфины, тюлени, моржи, бобры, которые в воду лезут. Люди некоторые склонны (недавно лето было и наверняка кто-то из вас это пытался сделать. Но получается так себе. Мы слишком уже сухопутные, чтобы вернуться назад. Как у Беляева описано в “Человек-амфибия”, у которого были пересажены жабры молодой акулы. Если человеку пересадить жабры молодой акулы, ему не хватит кислорода. Мы слишком уже затратные по кислороду, чтобы это реализовать.

Источник: https://www.youtube.com/

Леса и тараканы (карбон, 358,9-288,9 миллиона лет назад

Но прогресс шёл своим путём, и в следующем, карбоновом, периоде появляются новые проблемы, достижения и утраты. Карбоновый период замечателен тем, что он тоже был довольно тёплым. Не очень жаркий, но вполне себе. Правда, несколько ледниковых периодов случилось за карбон, но наши предки жили в нормальных местах, где было более-менее тепло. В это время сосудистые растения достигают уже приличного состояния. Возникает огромное количество папоротников и голосеменных. Ёлки вырастают к концу карбона и покрывают сушу. Возникают леса. Нормальные, полноценные леса. В них возникают насекомые, в частности, тараканы. Но не только тараканы, много всего было: гигантские стрекозы, дихтиоптеры и масса отрядов, которых сейчас нет.

Но тараканы – это самое классное, тараканообразные. Потому что не один отряд, потому что их было много. И они большие, сочные, очень вкусные. Наши предки до этого, которые были кистепёрые рыбы и первые амфибии, были хищниками крупными, и жрали рыбу или друг друга, но, когда они приспособились вылезать на сушу, на ней много вкусняшек: тараканов, скорпионов, многоножек. Всё хочется сожрать.

Но есть проблема – предки-амфибии водозависимые и при долгом нахождении на суше высыхают и умирают. Это неприятно. Поэтому стали появляться новые приспособления к тому, чтобы не высыхать. Во-первых, покровы тела, например, у гилономус (одна из первых рептилий более-менее оформленных). Их довольно много есть, но гилономус – первый пример. Они окончательно избавились от амфибильной, влажной кожи, которая некоторое время помогает, но всё равно в итоге сохнет, и покрылись новой чешуёй. Но уже не рыбьей, а на новом уровне – рептилийной чешуёй. Кожа стала сухой.

Не все так сделали, некоторые, самые отсталые, амфибийность в коже не потеряли или не до конца потеряли, и из них мы получились. Как часто бывает, всё самое новое и клёвое возникает из чего-то недоделанного, корявенького и убогонького. Мы прошли по такому пути: мы – недоделанные рептилии. Не очень амфибии и не рептилии. Ни то, не сё, серединка на половинку. Если бы наши предки нормально эволюционировали (как голономусы и их потомки), получили бы чешуйчатую кожу (ящерицы, крокодилы, черепахи), то до сих пор рептилиями бы были, и ничего нам не надо было бы.

У обычных рептилий стандартных так до сих пор и есть. Но это половина проблемы, потому что главная проблема – не во взрослом животном. Современные жабы, лягушки с амфибийной кожей на суше могут прекрасно жить. Даже в пустыне амфибии есть.  Проблема-то в детёнышах. Потому что икринка обычная, стандартная, амфибийная быстро сохнет, у неё тоненькая оболочка, которая теряет воду, высыхает и погибает.

Если вы икру в баночке открываете и в холодильнике оставляете на пару дней, она скукоживается и потом на зубах вязнет очень нездорово. Можно с хлебом смешивать и тогда не будет вязнуть. Но нужно эту проблему решать. Возникают новые оболочки вокруг икринки. Оболочка (трофобласт) переформатируется в скорлупу, становится новой прочной, кожистой или известковой скорлупой-оболочкой, которая воду не пропускает, хотя она водопроницаемая по определению с самого начала. Главное – даёт механическую защиту, чтобы на суше лежать и более-менее защищена.

Самое главное – возникает внутренняя дополнительная оболочка под названием амнион. Это тоненькая плёночка, которую легко можете наблюдать на яйце, если его тюкните, – под скорлупой тоненькая плёночка – это и есть амнион. Главное, что он уже почти водонепроницаемый. Почти. Внутри него находится амниотическая жидкость. В русском языке – белок яйца, его внутреннее содержимое полужидкое. Это личный индивидуальный водоём, в котором болтается зародыш. Раньше он плавал в содержимом икринки, которое от воды не сильно отличается, а теперь он плавает внутри этого белка. Различия между амфибией и рептилией или амфибией и нами, не в том, что у амфибии есть икринка, потом головастик, потом метаморфоз и взрослая, а мы сразу рождаемся готовыми и никакого головастика нет. Все стадии у нас ровно те же самые: есть стадия с жабрами, без ножек и с головастиком. Один-в-один. Разница в сроках и темпах перехода из одного состояния в другое. У лягушки в начале из икринки вылупляется головастик, а потом происходит метаморфоз, когда он уже плавает в болоте. 

Источник: http://900igr.net/kartinki/biologija/Proiskhozhdenie-zemnovodnykh/012-Proiskhozhdenie-zemnovodnykh.html

У нас вначале происходит метаморфоз, а потом мы вылупляемся из амниона, и вместо лужи, внешней среды, у нас есть амниотическая жидкость – классный бассейн, который ещё и скорлупой покрыт, что совсем хорошо. Скорлупу мы потом потеряли, потому живородящие стали, а амнион у нас до сих пор есть. Бывает так, что ребёнок рождается в амнионе (белёсый пузырь с жидкостью), и некоторые люди считают, что человек родился “в рубашке”, и с этого момента ему будет везти.

На самом деле это значит, что ему не повезло, потому родиться-то он родился, а ещё в жидкости находится, ему дышать надо, а он в жидкости. Он захлебнуться может и утонуть. Поэтому надо срочно амнион рвать и его отшлёпывать, чтобы вода из него вытекла, и он начал дышать.

Но в стандартной ситуации всё получается проще – амниотический пузырь лопается ещё до рождения ребёнка, называется “воды отошли”. Все начинают бегать и суетиться, потому что стопроцентно сейчас начнёт рождаться. Потому что он уже вне вот “изолирующего амортизатора” и матка на него давит. Ему, наверное, не очень здорово, он рождается.

В тот момент живорождения ещё не было, а амнион возник. Это было классное достижение, великое и могучее, потому что позволило размножаться на суше. Из-за этого были некоторые проблемы, в частности, – потерялось разделение экологических ниш личинок и взрослых. У амфибий всё очень здорово – у них головастики живут своей жизнью, – взрослые своей. Головастики растительноядные или всеядные. Они всё подряд едят – водоросли, друг друга и что угодно, а взрослые (лягушки, саламандры, тритоны) насекомых едят, червей и с головастиками не пересекаются, живут в разных средах – головастики в воде, взрослые чаще всего на суше. У разных амфибий по-разному, но чаще так.

Теперь у нас не так, потому что, если яйцо отложили на суше, вылупляется уже взрослая ящерка, но только маленькая. По сути, она уже взрослая – метаморфоз прошёл ещё внутри яйца, жабры исчезли, ручки-ножки выросли. Оно вылупилось и жрёт всё тоже самое, что взрослое, и конкурирует со взрослыми, но взрослый – большой, детёныш- маленький. Но это не очень здорово, потому что снижает пластичность экологическую, ресурсов меньше. Но в тот момент это не было проблемой, потому что вся планета была их. Жратвы было навалом. Тараканов хватало на всех и кроме них никого другого не было. Рептилии были самые крутые – были вершиной горы, поэтому всё у них удалось. В последующем это уже не выглядело таким крутым, но тогда было здорово.

Получился новый уровень – рептилии, и наши предки двинулись дальше. Был маленький минус, что создание яйца очень здорово гарантировало выживаемость. Это было очень круто, поэтому исчезла практически на какой-то момент забота о потомстве. У многих рыб и амфибий очень развитая забота потомстве. Она не как у млекопитающих, но формируется. Бывает, когда они своими частями детёнышей кормят. У них “червяк” такой есть, потому что нет гарантии выживания потомства. Многие лягушки головастиков таскают на спине, ногах, сажают в специальные гнёздышки, свитые из листьев, а у рептилий ничего этого нет, потому что они отложили яйца, и они лежат нормально. Сами вылупятся, выживут. Яйцо надёжное, поэтому у рептилий забота о потомстве – раз-два и обчёлся: у кобр, питонов, крокодилов. Это очень жалко выглядит на фоне амфибий. У млекопитающих это вышло на новый уровень, но сильно позже.

Присоединяйтесь к нашей рассылке

Подписавшись на нашу рассылку, вы сможете получать уведомления о выходе новых статей с информацией о работах Станислава Дробышевского, открытиях в палеонтологии и антропологии, выступлениях, лекциях и видео. 

Станислав Дробышевский – Медицина каменного века.

Станислав Дробышевский – Медицина каменного века.

Люди в древности болели. Болели довольно регулярно и иногда пытались друг друга лечить. Правда первым делом стоит сказать, что свидетельства лечения древних людей крайне немногочисленные, всегда очень спорные. Часто создаётся впечатление, что медицины у них либо не было вообще, либо она была какая-то шаманская с бубнами. Скорее ритуальная. Видимо довольно продолжительное время древние люди не очень сильно обращали внимания на различные заболевания. Это особенно касается самых древних времен, то есть австралопитеки, питекантропы, неандертальцы.

Сплошь и рядом повреждены разные части тела. У них были разные врожденные патологии, родовые травмы и приобретенные травмы. Почти любой неандерталец имел какие-нибудь переломы, травмы лба, носа, рук, ног, чего угодно. На неандертальских скелетах у нас нет никаких следов медицины и лечения. Но это не отменяет того, что какие-то медицинские познания у них могли быть. Свидетельством этому являются как минимум примеры из пещер Шанидар и Эль Сидрон.

В Шанидаре человек Шанидар IV был погребен в скорченной позе. И когда сделали спорно-пыльцевой анализ, взяли пробы грунта из этого захоронения, то оказалась суперповышенная концентрация пыльцы растений. Причём много видов разных растений. Определено 26 видов. Из них семь видов имели не просто повышенную концентрацию пыльцы, а пыльцевые зерна лежали кучками, более ста пыльцевых зерен вместе.

Это говорит о том, что это были именно цветы. Не пыльца, залетевшая с воздухом, а именно цветы. Из этих семи видов шесть определены, и они все целебные. Это всё целебные растения. Причём они красивые. Мы точно знаем, что это было где-то в конце весны – начале лета. Цветы синие, красные, желтые и, более того, они все целебные. От болезней и заболеваний почек.

Источник: https://22century.ru/allsorts/85160

У этого Шанидара IV сломано и плохо зажило ребро. В процессе заживления он умер. Это ребро находится прямо над почками. Из этого мы можем сделать вывод, что у человека была какая-то травма. Как он её получил и почему – мы не знаем. Может бык его забодал, может упал, поскользнулся или кто-то его ударил по спине. Может быть у него было повреждение почки. Как могли так его и лечили.

Второй пример. В пещере Эль Сидрон в Испании было найдено очень много разного, в том числе и зубы женщины. Из зубного камня было выделено много всего интересного. В том числе гранулы крахмала ромашки и тысячелистника.

Ромашка и тысячелистник, с одной стороны, являются лекарственными растениями, а с другой стороны – горькими растениями. Предлагалась версия, что возможно это такая была приправа прикольная, чтобы не просто пресное мясо есть. Но скорее всего это именно лекарственные какие-то познания. Люди как-то стремились себя лечить.

Источник: ://www.vesti.ru/nauka/

Есть ещё пример, когда на зубном камне выделены остатки тополя. Возникает вопрос зачем его ели? Есть предположение, что может быть тополиную веточку обгрызали в каких-то хозяйственных нуждах, а может быть потому, что в тополиной коре содержится салициловая кислота. Фактически аспирин. Чтобы голова не болела, жевали кору тополя. Познания неандертальцев, как видно, довольно туманные.

В более позднее время у кроманьонцев мы тоже не имеем каких-то внятных свидетельств медицины. Имеются случаи заживления травм более-менее успешные. С большой вероятностью медицина была на уровне современных диких народов. Она имела некое рациональное зерно. В приготовленных отварах могла быть перетертая кора, какие-то личинки жуков. Какое-то страшное зелье, которое может и помочь. Те, которые выживают, те до старости и живут. Часто бывает, что следов медицины на костях нет совсем никаких и, более того, это касается даже достаточно поздних времен.

Например, из железного века случай: череп со сдавленным переломом. Ударили по голове и нет никаких свидетельств, что его лечили. Есть сквозная дырка, вдавленный кусок височной кости, частично теменной. Лечили его или не лечили, понять сложно. Или, например, сабельный удар по голове, тоже ранний железный век Южного Приуралья. Человек бежал и саблей ему по голове ударили. Заруб прошёл более-менее вскользь, мозги видимо особо не задело.

И человек ещё долго и счастливо после этого существовал. Разруб зажил и следы раны зажившие. Через какое-то время видимо у него еще была травма головы. Тут есть следы сдавленного перелома, вмятинка. Кожа на голове от этого всего воспалилась. Но никаких свидетельств заживления, медицины нет.

Источник: https://shatff.livejournal.com/1704252.html

В летописных источниках тоже проявляется. Допустим у Адама Олеария Герберштейна везде написано, что на Руси лечили во все времена луком и водкой. И сейчас в немалой степени народная медицина на том же уровне находится. А такая нормальная доказательная медицина по всему миру на самом деле это достижения последних 50-ти в лучшем случае 150 лет, то есть с конца новейшего времени и уже в основном с 19 века сначала в Европе, а потом в США и дальше по остальным странам более-менее медицина распространяется. Люди на полуинстинктивном уровне могли растениями пытаться лечиться с гоминидных совсем диких времен.

Мы не можем толком это определить по костям, археологическим остаткам, чему-нибудь такому. Находятся какие-то косвенные свидетельства из пещеры Шанидар. По самим костям чаще всего у нас нет следов заживления, вернее медицины. Лечения просто нет. Хотя этнография показывает, что практически у всех жителей современности, какие бы дикие племена не были, какие-то начальные самые слабенькие представления о медицине есть.

Источник: https://kulturologia.ru/blogs/120718/39601/

Другое дело, что у этих диких племен никогда нет разделения медицины и ритуала. Разницы между действием коры дуба и стука колотушкой в бубен у них нет. Это для них одно и тоже и действующим началом могут быть: песня, заговор, молитва, пляска, огонь, жар, намазывание глиной. Медицина и ритуал не разделяются. Чаще всего они считают, что действующая сила – это какой-то дух, а не химические вещества в коре.

Хотя может быть и наоборот. Но на самом-то деле действует кора, а заклинание не причём. Может быть эффект плацебо от всех этих завываний, психологический эффект тоже срабатывает. Чаще всего всё решал естественный отбор и просто менее здоровые организмы чуть что умирали. Поэтому довольно часто мы в ископаемом виде находим здоровые скелеты. Когда мы находим здоровый скелет, без единого повреждения значит он тут же умер и на скелете это никак не отобразилось. Выживали самые упорные, самые живучие. Как их не лечи, они всё равно выживали. Даже при самом ужасном лечение они все равно упорно выживали. Поэтому медицина до некоторых пор не сильно вредила здоровью человека. Помогать медицина начала где-то последние 50, 150 лет назад.

Присоединяйтесь к нашей рассылке

Подписавшись на нашу рассылку, вы сможете получать уведомления о выходе новых статей с информацией о работах Станислава Дробышевского, открытиях в палеонтологии и антропологии, выступлениях, лекциях и видео. 

КонцептХаб. Лекция Станислава Дробышевского. Мифы о расах — банальные и опасные. Часть 5.

КонцептХаб. Лекция Станислава Дробышевского. Мифы о расах — банальные и опасные. Часть 5.

Если хотите посмотреть подробнее, найдите мою книгу “Расоведение”, которую я в “Архэ” издавал. Там моя версия изложена, вплоть до подтипов. Я не считал, но пару сотен их там точно есть. На разных уровнях разное количество.

Ведущий. Спасибо большое. Давайте дальше продолжать. У нас есть вопрос еще. 

Слушатель. Станислав, спасибо вам за лекцию. Спасибо организаторам за то, что можно лекцию послушать, просто бесплатно прийти – это замечательно. У меня следующий вопрос – скажите, пожалуйста, а зачем нам вообще расы? Зачем это деление? Может послушать псевдопрогрессивистов и отказаться от этого деления? Зачем оно? Может так будет легче? 

Станислав Дробышевский. Они просто есть. В биологии и в антропологии нет оценочных суждений. Расы просто имеются. У нас есть разные люди с разными лицами, с разным цветом. Первая задача расоведа – их просто разделить на варианты и разобраться, откуда они взялись. А дальше могут оказаться уже и полезные какие-то моменты. Как я говорил, с медициной, допустим. А могут и не оказаться. Но в социальном плане это важно для того, чтобы не возникали идеи о высших и низших расах, хороших и плохих. Это приводит к ухудшению состояния в обществе, когда люди начинают между собой соперничать по каким-то незначимым параметрам. Соседи только этого и ждут. Соседям тоже эти ресурсы нужны. В этом смысле расоведение важно.

Если нет нормальных расоведов, то расисты получают карт-бланш. Им правда не нужна, для них важны свои выдумки о том, что они высшие, а все остальные низшие. Они тогда будут это все седлать. Как сейчас происходит в Германии и в США. Где они расоведение отменили и запретили, и расизм у них прет со страшной силой.

Нам даже на кафедру в какой-то момент присылали книжки на английском языке, оригинальный вариант – там монголоиды были высшей расой. Там доказывалось, что монголоиды самые высшие, у них самый большой мозг, самые большие достижения, самый большой IQ, у них все самое крутое. Такие же мнения существуют о том, что негроиды самые высшие. Тоже находят аргументы и доказывают, что негроиды самые крутые, и смешение вредно. Потому что нет расоведов, некому сказать, почему это не работает. Для этого расоведение и нужно.

Ведущий. Спасибо большое. Давайте дальше продолжать.

Слушатель. Спасибо, Станислав, за вашу увлекательную лекцию. Спасибо организаторам за то, что такая добрая традиция начинается и продолжится успешно. Станислав, хотелось бы от вас, как от хорошо известного специалиста в нашей стране и за рубежом, чтобы вы развенчали миф, который сквозит иногда в средствах массовой информации, выступлениях отдельных деятелей науки.

Например, я недавно смотрел выступление всем хорошо известного нейробиолога Савельева Сергея Вячеславовича. Он на каверзный вопрос от аудитории его слушателей отвечал, что существуют статистически достоверные различия в объемах головного мозга к массе соответственно. Привел даже цифры – у негроидной расы это в среднем 1100 кубических сантиметров, у монголоидов – 1200 кубических сантиметров, и европеоидов, как у высшей расы – 1350-1350 кубических сантиметров.

Соответствует ли это действительности? Мы знаем, что у наших предков объем мозга был значительно больше – до 1700 кубических сантиметров доходило. Сейчас уменьшается. Дальше с нами что будет происходить? И второй вопрос – наша перспектива в будущем в плане размера головного мозга. Спасибо.

Станислав Дробышевский.  Савельев – известный персонаж. Всем советую зайти на сайт antropogenez.ru и почитать разбор его мозговедческого творчества. По поводу размеров мозга – различия по популяциям существуют. Можно найти популяции с меньшим размером мозга, можно найти с большим размером мозга.

Но тут есть тонкость. Во-первых, я не знаю, откуда у Савельева данные взялись. Например, он приводит данные по австралийским аборигенам – у них средний размер мозга чуть ли не 700 грамм. Не помню точно цифру, но меньше, чем у питекантропов. Я смотрел специально данные. Благо, я книжку написал про происхождение австралоидной расы по их черепам. Даже индивидуальных значений меньше 900 грамм для австралийских аборигенов я ни разу не видел. В среднем у них 1100 грамм. Но у Савельева это 700 грамм. Что касается рас в целом. 

Источник: https://www.youtube.com/watch?v=-vhz7J_3L20

Любая раса (если она крупная по численности) включает в себя множество популяций. В любой большой расе можно найти популяции с маленьким размером мозга, а можно – с большим. Например, среди монголоидов есть ментавайские аборигены, у которых чуть ли не мировой рекорд маленького размера мозга. Численность в выборке там никакая. По тем данным, которые есть – у них правда очень маленький размер.

А есть, допустим, монголы, у которых мировой рекорд размера мозга. У японцев – ниже среднего мирового значения, но при этом с интеллектом у них неплохо. То же самое по всем другим группам. Негроидов тоже можно найти с очень маленьким мозгом, а можно с прилично большим. И у европеоидов так же. Можно найти со средним размером в каждой группе. Получается, что у расы определенного размера мозга нет. Раса состоит из многих популяций. Считать общую среднюю для всех – это довольно бессмысленно. Это средняя температура по больнице получается.

Размер мозга напрямую с интеллектом не связан. Пример с японцами я привел. У монголов – мировой рекорд, у японцев – ниже средней. Но я бы не сказал, что Монголия побивает Японию по всем возможным показателям интеллекта. Японцы в какой-то момент Средневековье преодолели с американской помощью, построили заводы и прочее, а монголы немного застряли в Средневековье. Но это не делает конкретного монгола глупым. Те, которые учатся – прекрасно они учатся, все у них хорошо; профессора есть и ученые. У них динозавров много, и палеонтологи монгольские – шикарные палеонтологи, на весь мир знаменитые. Все у них прекрасно.

Размер мозга для популяции у современного человека с интеллектом практически никак не связан. Одно дело, когда мы сравниваем эволюционные уровни – австралопитеков, питекантропов, сапиенсов – там же не только размер меняется, там и форма меняется, и внутреннее содержимое (про которое мы ничего не знаем), нейронные связи, нейромедиаторы, гормоны, синапсы и так далее. Про себя, например, я знаю, что у меня меньше среднего размер головы. Меня много раз мерили. Но вроде не жалуюсь на особую тупость.

Максимальный мировой рекорд размера мозга известен у женщины, у которой были умственные отклонения. У нее было 2600 – 2800 грамм, какая-то безумная цифра. А мировой минимум – 680 грамм у мужчины, которые был обывателем, ничем не знаменитым. Человек жил обычной жизнью, потом помер, и оказался рекордсменом. 680 грамм – это меньше максимального размера для гориллы. И ничего. У нас индивидуальный разброс есть в три раза фактически. В этом масштабе качество никак не сказывается.

Будущее наше в плане мозга для рас считать бессмысленно. Для популяции можно посмотреть. Но это тоже ни о чем особо не говорит. Размер мозга – это не расовый признак.

Источник: http://www.delfinariy.info/2011/08/zhizn-delfina-razmer-mozga-i-intellekt.html

У нас не все признаки являются расовыми. Я подозреваю, что размер мозга еще и от питания зависит. У монголов мозг такой большой, потому что они мясо едят и кумысом запивают. А у китайцев 100 лет назад был очень маленький мозг, а сейчас большой – стали хорошо есть. По размерам мозга корейцев южных у меня данных нет, но есть по размерам общим, по голове. Южные корейцы на 16 см выше и голова у них крупнее. Они все кимы, они все родственники. И при этом есть разброс. Потому что одни плохо едят, а другие хорошо едят. И это за последние два поколения буквально, даже меньше может быть. Это цифра меняющаяся.

Размер мозга использовать как расовый признак бессмысленно. Пока у нас 25000 лет мозги в целом по планете уменьшаются. Локально увеличиваются. Допустим, у центрально-азиатских монголоидов они выросли. У англичан за последние 150 лет мозг вырос. А где-то он уменьшился.

В России для некоторых территорий с девяностых пошла ретардация, размеры уменьшаются. Перестройка, гласность. Жить стали немножко хуже. Что будет для человечества в целом? Я думаю, что кто-нибудь выживет. И выживут какие-нибудь бушмены, папуасы, пигмеи, самые дикие граждане, которые вообще не пойму, что апокалипсис случился. Они как жили в этой саване, так они будут там дальше жить. У них все будет хорошо. И у них как раз с мозгом все в порядке. Они зависят от работы мозга, они используют мозг. А люди в городах могут и не использовать. И какая разница, что с ними будет? У нас рождаемость в городах меньше смертности. Будущее за популяциями сельскими и диковатыми. На них отбор действует. На них надо смотреть. Антропологи их и изучают.

Ведущий. Спасибо большое. Продолжим.

Слушатель. Добрый день. У меня вопрос по антропологии Северной Европы очень интересный. Насколько я знаю, первые люди появились в Скандинавии где-то 14000 лет назад. Время шло, культуры археологические сменяли друг друга. 5000 лет назад была культура боевых топоров. Предположительно, что это индоевропейцы в этническом и языковом отношении. Из данных лингвистики и генеалогии делают вывод, что в состав современных скандинавов в том числе входит и местное население, которое жило до прихода германцев.

Я слышал, что признаки, которые проявляют северную группу европеоидной расы – светлая кожа, светлый цвет волос и голубые глаза – это поздняя мутация, которая произошла уже потом и уже в этом северном климате. Когда это произошло – до прихода индоевропейцев на север или уже после, когда они уже там жили? Как они выглядели в момент встречи местного населения Северной Европы с предками германцев. Спасибо.

Источник: https://www.v-stetsyuk.name/ru/Alterling/Germanic.html

Станислав Дробышевский. 14000 лет назад там лежал ледник, и жить было там нельзя. Ледник растаял где-то 12000 лет назад. Первые поселения стали по берегам появляться. Им там не очень здорово жилось. Они не очень приспособлены были. Первое население, насколько это известно по антропологии сильно отличалось от современного. Никто не знает, на каких они там языках говорили.

Когда там появился индоевропейский язык, германский, тоже непонятно. Связано ли это было с этими боевыми топорами или не связано – это как раз неолитические гены, индоевропейские гены. Генетики так примерно и рассуждают. Если у нас появились какие-то генетические линии, пришедшие из степей Евразии, значит, что это индоевропейцы. Это ничего не значит. Этот язык мог поменяться еще через 2000 лет. Про язык мы ничего не знаем. Язык может поменяться в одно поколение.

Народы Сибири еще 100 лет назад говорили на куче своих языков, сейчас все так или иначе говорят по-русски. Свои языки тоже сохраняются, но в ближайшие 100 лет они имеют шанс исчезнуть. На глазах это происходит. Сейчас кетов несколько человек есть, которые свой язык знают. Но генетически, археологически, культурно мы это никак не увидим. Если у нас нет письменности – мы это не зафиксируем. А антропологически – действительно, в бронзовом веке был новый приток населения из Европы, европеоидный.

Другое дело, что там происходило очень мощное смешение с аборигенами. И тех, и других было мало. Данные антропологии и генетики немножко расходятся. Скорее всего, первоначальное население довольно большой вклад дало. Крупная размерность, массивность, большое лицо и прочее – это признаки, которые от аборигенов приехали.

А от пришедших фермеров неолитических что-то добавилась, но не сильно много. Не исключено, что светлокожесть там вообще появилась своя. Пока центры светлокожести мы не знаем. Учитывая, что центр распространения и самой большой частоты там – не исключено, что там оно и возникло. Другой вариант – возникло на Ближнем Востоке у неандертальцев 40000 лет назад. Оттуда миграциями приехало и просто здесь закрепилось. Не знаем мы. Пока у нас не будет большого количества информации, можно гадать.

Скорее всего, 90% населения – это все те же аборигены, которые там жили, и 10% примеси. Некоторые генетики спорят и говорят, что наоборот. Но они по гаплогруппам это делают. Если по гаплогруппам, получается, что наоборот – почти все было замещено, от аборигенов ничего не осталось. Это сомнительно. По черепам преемственность есть. И по всему остальному тоже. И тем более 4000-6000-10000 лет – это для эволюции вообще ни о чем. Там население всегда было редкое, небольшое. Но при маленьком неплотном населении метисация дает большой эффект. Если, допустим, их там живет 100 человек и 10 пришло – это 10% населения пришло. Для Северной Европы это было актуально. Поэтому они такие специфические признаки, как светловолосость, светлокожесть и светлоглазость, получили.

Ведущий. Спасибо большое. Уважаемые участники, осталось три вопроса. Просьба задавать их лаконично и емко, чтобы было гораздо больше времени.

Слушатель. Вы довольно сурово прошлись по результатам генетиков, развенчали все их достижения. Насколько перспективна сейчас интеграция археологии и палеогенетики, если гаплогруппы мало информации дают, ядерная генетика фактически не интерпретируется, выборка должна быть больше 100 индивидов?

Станислав Дробышевский. Я верю, что рано или поздно они все эти проблемы решат. Сейчас они этим активно заняты. Выборки становится все больше. Для антрополога выборка меньше 100 – это ни о чем, а для генетика выборки обычно 3-4-5 штук. С точки зрения антропологов это вообще ни о чем, когда по трем образцам делаются выводы планетарного масштаба и рассказывается про миграцию на другие континенты. У нас курсовая работа не прошла бы с такой численностью. Одно дело, когда это, допустим, австралопитеки – один череп есть, один нашли только – там деваться некуда.

Источник: https://lenta.ru/news/2015/06/20/kennewick/

А у генетиков костей столько же, сколько у антропологов. Пока это еще дорого, и не умеют. Рано или поздно научатся. Они должны это делать. Пусть просто не зазнаются. Они так громко кричат о своих мегадостижениях, что просто у меня facepalm каждый раз. Они открывают банальные вещи вроде того, что кожа на экваторе темная, и преподносят это, как величайшее достижение. А я, как антрополог, вижу, что это банальные вещи, всем известные. Недавно они открыли, что Америка была заселена через Берингов пролив сибирскими популяциями. Кто бы мог подумать. А генетики открыли, без них никто бы не догадался.

Пока у них все на таком уровне. Это просто уровень становления науки. Но это неизбежно, это просто история науки. Я думаю, через еще 50-100 лет они будут тоже смеяться над этим. Мы сейчас говорим о споре Р.Вирхова и Г.Шаафгаузена о неандертальцах в XIX веке, что это отдельный вид или микроцефал, или русский казак, который там раненый помер. Сейчас нам это смешно. Тогда это была наука. Сейчас генетика в таком же состоянии становления находится. Человек, открывший ДНК – Дж.Уотсон – до сих пор живой. Это сейчас происходит.

Если кто-то хочет пойти в генетику – идите, конечно. Вы будете основателями научного направления. Сейчас любой генетик, что бы он не творил, будет классиком по определению. В этом есть плюс. Антрополог сейчас классиком не станет, потому что уже все более или менее ясно, можно только детали уточнять. Минус генетиков в том, что зазнаются и не знают предшественников. Это неправильно. В любой науке надо знать, что сделали предшественники, а они этого не хотят знать и активно отрицают. Но это неправильно, поэтому я их критикую.

Ведущий. Спасибо. Продолжим дальше.

Слушатель. Добрый день, спасибо за лекцию. Я вам адресую вопрос от пятиклассников Тюменских. Понятно, что наука в целом очень антропоцентрична. Но, если мы говорим, что раса – это некий набор характеристик в рамках популяции, почему мы не говорим “раса” применительно к другим биологическим видам? Почему раса только про Homo sapiens. Если мы говорим про каких-нибудь китов, их сотни видов, это обязательно виды. Значит, они генетически разные, и их потомство не будет плодовито?

Станислав Дробышевский. Слово “раса” применяется к другим видам. Оно используется. Но, когда мы говорим про разные виды китов – это виды китов. И виды людей были в прошлом. Были хоббиты на Флорисе – это другой вид человека. Но это другой уровень. А внутри касаток, например, есть разные расы. И это слово иногда биологами и зоологами используется. Другое дело, что западными исследователями сейчас не используется, потому что слово “раса” ужасно, его нельзя применять, это расизм. Это просто предубежденность к слову. Они называют не раса, а вариация. Какая разница, как это назвать? Смысл от этого не меняется. Это просто история науки, что слово “раса” приклеилось именно к человеку. Но в зоологии и ботанике тоже используется. Только это тогда будет внутривидовая и даже меньше, чем подвидовая характеристика.

Еще есть такая тонкость, что расы человека можно привязать к подвидам. Африканский, европейский, азиатский, американский, австралийский подвиды. Но с человеком оно плохо работает, потому что у нас границ совсем нет. Если мы выделяем подвиды касаток, у нас одни на севере, другие на юге. Они мало пересекаются. Если это тигры – одни амурские, другие балийские, или бенгальские. Они тоже между собой не пересекаются. И они четко отличаются.

Люди живут непрерывно везде, и есть куча промежуточных вариантов. У нас будет, допустим, европейский подвид и азиатский подвид. А тех же хантов куда относить? Они ни то, ни другое. Им обидно будет. А уральскую расу выделить можно. Каждую конкретную популяцию не всегда даже можно к какой-то конкретной расе отнести. Границ нет. Выделять подвиды – бессмысленно. Если их слишком много будет – пользоваться не сможем, если слишком мало – тогда это ничего не будет отражать. И половина населения планеты ни в какой подвид не попадет. Что с метисами делать? Есть куча смешанных браков, где родители из разных рас. Человек живой, но он ни в какой подвид не попадет. Для него отдельный подвид выделять? Слово “раса” удобнее для человека, а слово “подвид” удобнее для животных и растений. Но для животных тоже используется.

Ведущий. Спасибо большое. Финальный вопрос.

Слушатель. Спасибо большое за лекцию, было очень интересно. Хотел попросить вас – если в следующий раз захватить с собой Александра Соколова, Александра Панчина. Мы будем очень рады. Сам вопрос. Вы говорили, что в мегаполисах не очень понятно, что делать с расой. Не считаете ли вы, что такая же проблема настигнет в будущем вообще планету?

Станислав Дробышевский. К этому все идет. Сейчас у нас большая часть населения живет в городах на планете, около половины. И чем дальше, тем больше. Но смертность больше рождаемости в городах. Поэтому для популяционной истории города ничего не значат. Там население только выбывает. Их там больше живет, но они не воспроизводят себя. А воспроизводятся сельские популяции. Вот мы их и изучаем. Но какие-то популяции в любом случае останутся. Географию никто не отменял, нуль-транспортировки пока еще не изобрели. Есть куча политических, религиозных, лингвистических, каких угодно барьеров.

Источник: https://www.bbc.com/russian/features-46897461

Вероятность того, что кто-то жениться или выйдет замуж за соседа из окружения, из той же самой популяции, больше, чем вероятность того, что он женится или выйдет замуж за кого-то на другом конце планеты. Поэтому все-таки какие-то кластеры сохраняются. Может быть границы расширяются. Например, в рамках России – это фактически вся страна. Ничего не мешает сесть на самолет, улететь во Владивосток и там жениться, допустим. Получается гиперпопуляция, гигантская. Не очень понятно, как ее обсчитывать. В рамках всей планеты такое, наверное, теоретически возможно, но в реальности я не представляю. У нас нет такого транспорта, и у нас слишком много барьеров. В том числе российских барьеров.

Если кто-то считает, что он высшая раса и не будет жениться или выходить замуж за другую расу, то расы будут сохраняться раздельными. Метисов будет меньше, чем внутри. Расисзм бывает со всех сторон. Он есть и желтый, и черный, и белый, какой угодно. Есть внутри еще. Мне рассказывали, что в Центральной Африке высокие негры превозносят себя над пигмеями, считают их низшей расой.

А в Таиланде более светлокожие монголоиды превозносят себя над более темнокожими монголоидами, потому что они тоже низшая раса. В Японии японцы превозносят себя над айнами, потому что они слишком бородатые. Даже за счет этих стереотипов, сидящих в голове и не имеющих объективной ценности, какая-то сегрегация остается. Поэтому все-таки расы сохраняются. Чисто математически могут, конечно, все смешаться, но я в это не верю.

Ведущий. Спасибо большое. Друзья давайте поаплодируем. Спасибо всем участникам за ваши вопросы. Спасибо Станиславу за развернутые ответы. Завершить лекцию мы приглашаем на сцену руководителя проекта КонцептХаб Викторию Елизарову для заключительного слова. Аплодисменты этой прекрасной девушке. Она для вас сегодня вечер организовала.

Виктория Елизарова. Я благодарю всех присутствующих и, конечно, Станислава за то, что он провел для нас эту лекцию. Большое спасибо за то, что вы все сегодня с нами. Мы ждем вас на дальнейших лекциях проекта. У нас заключительная лекция состоится в декабре. Мы анонсируем ее в ближайшее время. Станиславу еще раз слова благодарности и небольшой сувенир от проекта.

Ведущий. Все желающие могут сфотографироваться со Станиславом. Еще немного времени у нас есть. Я думаю, что у всех есть большое желание оставить фотографию именно с вами. Всем удачи. До новых встреч. Следите за новостями проекта в группе ВКонтакте КонцептХаб, а также под хэштегом КонцептХаб. Уважаемые гости, если ваши фотографии будут выкладываться в какою-нибудь социальную сеть, отмечайте нас хэштегом, будем вам признательны. Всем хорошего настроения и до новых встреч. И самое главное – улыбайтесь.

Присоединяйтесь к нашей рассылке

Подписавшись на нашу рассылку, вы сможете получать уведомления о выходе новых статей с информацией о работах Станислава Дробышевского, открытиях в палеонтологии и антропологии, выступлениях, лекциях и видео.